Бредорассказики

Поколебавшись, Иван достал из нагрудного кармана листок со шпаргалкой и протянул Випуну. Тот немедля выхватил его и пробежал глазами.

— Графомань, — вынес он вердикт. — Полная, абсолютная. Неудивительно, что ты не сдал.

— Мне бы «удовл.» получить, а там хоть трава не расти.

— Проходной балл, значит? — Випун зыркнул на него исподлобья. — Там так же, как и раньше? Дело сделал, гуляй смело?

— Да. Оценка эстетики и идеи — это уже дополнительное.

— Эх, парень… Ладно. Покажу тебе, что такое запретная магия.

Випун ещё раз прочитал текст и махнул рукой, призывая Ивана идти за ним.

— Здесь мой полигон, — объяснил он, выведя гостя на задний двор. Это было обширное пространство, заваленное всяким хламом — брёвнами, досками, ржавыми стальными штырями и прочим. Поодаль виднелся даже полусгнивший остов кареты и помятая пушка. — Так, лодка… ну-ка…

Доски, блядь, а ну-ка быстро
В кучу мне свалились, ёпта
Все верёвки тож туда же
И простынка, не стесняйся

Лодку надо мне построить
Из говна и палок так-то.

— Видишь? Твой стиль и ритмику даже пьяный имбецил без труда скопирует, — заявил Випун, пока доски и прочие компоненты будущей лодки, повинуясь его словам, сваливались в кучу.

— Вы не используете рифмы?

— А нахуя? Рифма нужна, чтобы сделать поэзию эстетичней. Проще, легче, понятей, мелодичней… когда используешь запретную магию, она всё равно вызовет жопоболь у любого из этих ваших возвышенных гондонов, которые считают себя поэтами и сидят в высокой комиссии. Сказал «хуй» — всё, будь ты хоть самым распрекрасным мастером ритмики и образности, тебя попрут к херам собачьим! Поэтому наша магия и запретная.

— Мне говорили, это самая мерзкая вещь в стихосложении.

— Для снобов-гимназистов — ещё бы. А снобов у нас полно, каждый первый критик да литературовед — сноб. Каждый сотый что-то понимает в реальном искусстве, каждый тысячный может понять красоту запретного. Дебилы, блядь, — он почесал лоб. — Так, готово. Теперь смотри и внимай, студентик, как из твоего куска говна я делаю хоть что-то удобоваримое.

Ты скорее стройся, лодка
Корпус будет пусть пиздатым
Мачты к небу вознесутся
А на дерево мне похуй

Лишь бы крепким было только
Слушайте меня, верёвки
Быстро вы вяжитесь, суки,
Парус крепко вы держите

Пусть он будет охуенным
Ветер пусть он ловит мягко
Киль пиздатый встанет чётко
Заебись пусть будет руль

Вот готова лодка нахуй
Бабу по морю катать
И потом её… кхм,

что-то я пошёл уже в отсебятину. Ну, короче, всё.

Иван стоял, онемев от изумления. Его убогий стишок, кое-как склёпанные и даже не зарифмованные слова собрали лодку, перед которой изящное творение Лёни Кайнова выглядело от силы на «удовл.». Руль, мачта, киль — всё стояло на месте, ничто не шаталось, как раньше. Лодку покрывали резные узоры, магия отполировала корпус до блеска, и деревом для него послужил не дуб, а лучший самшит.

Он прекрасен, подумал Иван.

Нет, тут же поправился он. Корпус пиздат. Так же как и киль. А вот руль был заебись, и хотя оба эти понятия обозначали превосходную степень прекрасного, они всё же чуть-чуть разнились. Да и само слово «прекрасный» было лишь малой частью общего, куда более ёмкого понятия «заебись». Только сейчас Иван начал понимать, насколько мощный инструмент от него скрывали всё это время.

— Потрясающе, — только и сказал он. — Я хочу ещё!

— Что — ещё? — удивился Випун. — Ты искал три слова для мачты, киля и руля? Вот они: «хуй», «пизда» и «ебать». Что тебе ещё надо?

— Но…

— Я не думаю, что долбоёб вроде тебя сможет нормально использовать запретную магию. Ты сначала обычную-то выучи. Ну да ладно, — он запрокинул голову. — Слушай…

Випун запел.

Он исполнял «Песнь об Илье Маринове», большую часть которой Иван неплохо знал, вот только пел он совсем по-другому. Все прекрасные метафоры, меткие сравнения, яркие образы — всё это будто съёживалось, затаптывалось и сливалось вместе в те самые три слова, перемешанные друг с другом в самых причудливых формах и сочетаниях.

Випун сократил словарный запас поэмы раз в двадцать, ничуть не преуменьшив её красоты.

Потом он запел снова, и дом пришёл в движение. Выросли новые этажи, побитая крыша поросла черепицей, в окнах вдруг появилось стекло. Роскошный сад простёрся прямо под ногами Ивана, чудесные фруктовые деревья со всего мира выросли перед его глазами.

Запели экзотические птицы, зашелестел ветер, сгибая тяжёлые стебли редких цветов, зажурчала вода в прекрасных бассейнах, выложенных лучшим мрамором.

И всё это Випун создал одной песней из трёх слов.

— Ну что? Проникся? — закончив, сказал он. — Учись, студентик.