Брекен и Ребекка

Они услышали историю, которая не показалась им необычной. Здешние кроты также сильно пострадали от эпидемии чумы, которая вспыхнула здесь позже, чем в других системах. Те немногие, кому удалось остаться в живых, обитали на территории, протянувшейся узкой полосой между тем местом, где друзья впервые повстречались с шибодскими кротами, и тем, где они находились сейчас, поскольку на этих землях вполне можно было прокормиться, если знать, где искать пищу.

Обитатели Шибода предпочитали обходиться без правителя, а все насущные вопросы решала группа старейшин, в число которых входил и Келин. Впрочем, он счел необходимым упомянуть о том, что во время эпидемии и после нее крайне важную роль в жизни системы играл некто У-Рох — имя, показавшееся Брекену с Босвеллом странным и похожим на гортанное ругательство.

— Да нет, это не он, а она, кротиха по имени Гвинбах, но у нас принято всем давать прозвища, поэтому ее называют У-Рох.

— А что означает это прозвище? — спросил Брекен.

— Ну, это слово можно понимать по-разному. Оно может означать «целительница», «ведунья», но есть у него и значение «ведьма». Вы все поймете, когда увидите ее.

— Так, значит, нам предстоит с ней встретиться? — спросил Брекен.

— Да, теперь вам придется с ней повидаться, а иначе будет нехорошо. После того как ты упомянул о Мандрейке… Видишь ли, это она спасла его…

И Брэн поведал им историю, которую затем, по прошествии немалого времени, Босвелл подробно пересказал и занес в «Системные Реестры», историю, начинавшуюся словами, которые теперь известны всем: «История о том, как родился и как начал свою жизнь Мандрейк, столь страшна, что она не могла бы привидеться ко всему привычным обитателям Шибода даже в кошмарных снах…»

Эта леденящая душу история глубоко потрясла Брекена, живо припомнившего, как отчаянно взывал к Ребекке Мандрейк перед тем, как погибнуть в сражении со Стоункропом. В заключение Брэн сказал:

— Видите ли, У-Pox и есть та самка, которая его нашла. Ей всегда нравились дикие места, и сейчас нравятся, так вот, она прогуливалась по горным склонам, услышала, как пищит новорожденный кротеныш, схватила его за шкирку и приволокла в систему. Говорят, кое-кто из кротов считал, что его надо прикончить, ведь он был поскребышем из выводка, над которым тяготело проклятие, но У-Pox отстояла его, она не отходила от него ни на шаг до тех пор, пока он не окреп, а потом стала внушать ему, что доверять никому нельзя, что все кроты достойны лишь презрения, и научила его драться так, как не умел ни один из обитателей Шибода. А потом он вырос и стал таким огромным, таким могучим, что уже никто не мог с ним тягаться. Забавно они выглядели, когда стояли бок о бок. Знаете, как их называли? «Fach» и «fawr» — «малышка» и «великан».

— Неужели она до сих пор жива? — спросил Босвелл. — Должно быть, она уже очень старая.

— Она успела повидать на своем веку никак не меньше шести Самых Долгих Ночей, — ответил Брэн, — и хотя она сильно одряхлела, ум у нее острый, как коготь. Здешние кроты носят ей червей и порой отказывают себе в необходимом, лишь бы накормить ее, как в свое время поступала она ради Мандрейка.

— А что стряслось с ним? Почему он покинул Шибод?

— Он разругался с ней. Говорят, он вечно огрызался на нее чуть ли не с того дня, когда она его нашла. Никто не мог взять в толк, почему она взялась о нем заботиться, ведь никто, в том числе и Мандрейк, ни разу не слышал от У-Pox ни одного ласкового слова. Они без конца ссорились, и, говорят, у нее до сих пор сохранились шрамы от последней с ним драки, после которой он и ушел от нее.

— А что Мандрейк сделал потом? — спросил Брекен.

Брэн повернулся к Келину и о чем-то его спросил. Некоторое время они говорили по-шибодски, а потом Брэн подошел поближе к Брекену с Босвеллом и заговорил совсем тихо, словно боялся, как бы его не услышали бесстрастные сланцевые стены туннеля или нечто иное, таившееся в глубинных пустотах за ними.

— Он отправился в Кастель-и-Гвин. — Брэн помолчал, дожидаясь, когда они осознают всю важность этих слов, а потом добавил: — Да, да, именно так он и сделал, именно так.

— Но почему? — спросил Брекен. — Почему?

Вместо ответа Брэн постарался как можно точнее передать картину, которую рисовало ему воображение:

— Очевидно, он двинулся через Кумер, взобравшись по его склонам, ведь другой дороги нет, и оказался в тех пустынных местах, где бродит Гелерт, Пес Шибода. До тех пор, пока вы не заговорили о нем, все считали, что Гелерт разорвал его на куски. Но, видимо, ему удалось пробраться дальше, к одной из вершин Шибода, где кротам нечем кормиться, туда, где стоят священные камни, в Кастель-и-Гвин. — Брэн умолк, и некоторое время никто не нарушал тишину.

— Но зачем? — настаивал Брекен.