Бремя Бездушных (СИ)

— Если вы останетесь в Потерянных землях одни, — гиритец выразительно посмотрел в разноцветные глаза зверолюда. — Вас ничто и никто уже не спасет.

Таллаг выдержал взгляд монаха и тот, еще раз вздохнув, продолжил: — Ни ты, ни я, ни другой смертный никогда не поймем созданий Бездны. Это невозможно. Ни один смертный не в состоянии осознать и понять, что происходит в испорченном разуме этих тварей, при этом, не потеряв рассудок. Здравый смысл, логика, человеческие чувства — ничто из этого не властно над созданиями Бездны. Поэтому и никакие человеческие проявления эмоций нельзя приписать демону, по крайней мере, в нашем их понимании. Им знаком гнев, но это не тот гнев, что иногда полыхает в наших душах. Он в бесчисленное количество раз сильнее, кровожаднее, он безжалостный и всепоглощающий настолько, что попросту выходит за границы нашего понимания…

— Это ты сейчас вышел за границы моего понимания, — растерянно пробормотал Таллаг. — Я ни слова не понял из того, что ты сказал.

— Просто не жди от тварей того, что мог бы ожидать от человека. Ты никогда не поймешь их, не узнаешь, что у них в голове. Пример — оскверненные. Бездна лишь приоткрывает свои двери перед разумом смертного существа, а оно уже лишается рассудка, превращаясь в страшное создание. Оскверненные лишаются своего прежнего облика, лишь бы угодить Скверне в ее извращенных желаниях. Убивай демонов и демонопоклонников, чтобы они не говорили тебе и не щади, потому что им самим неведома жалость.

— Но Миаджи, она не кажется мне такой уж злой, — Таллаг нахмурился. — Ты уверен, что прав?

— Демонолог меняет демонов, подстраивает под себя, — пожал плечами Колд. — Но это не значит, что тварь изменилась, она просто стремится угодить хозяину, чтобы он и дальше делился с ней своей силой.

— Ты многое знаешь…

— Милостью Гирита, — сдержанно склонил обритую голову Колд.

— И эта милость сейчас ведет тебя в место, хуже которого нет на этом свете? — Таллаг не упустил возможности поддеть гиритца.

— У каждого из нас, есть свое предназначение, зверолюд, — невозмутимо ответил Колд. — Если волею Гирита мой путь ведет в Потерянные земли, значит, я нужен именно там. И я буду там. Какова бы не была воля моего бога. Я выполню ее, чего бы это ни стоило.

Речь монаха впечатлила Таллага, но он не сдавался: — Да ты бы и не отправился с нами, если бы одного из твоих братьев не ранили!

— Значит, то, что волею Гирита должно быть сделано в Потерянных землях было не под силу брату Ринону. Бог защитник избрал меня вместо него. Он счел меня достойным, и я не подведу. Не успел очередной вопрос сорваться с губ Таллага, как он услышал приближающийся конский топот, а спустя несколько мгновений, полог повозки сместился, и внутрь ловко забралась девушка в серебристых доспехах, по которым сейчас стекала дождевая вода.

— Снова начался дождь, — сообщила Лисандра, занимая место на дальнем конце одной из скамей, тянущихся вдоль бортов повозки.

Паладин Лигеи Благодетельницы энергично встряхнула головой, сбрасывая прозрачные капельки влаги с золотистых, еще не успевших полностью намокнуть, волос.

— Эка невидаль, — развел руками Таллаг.

— Знала бы, что Кисара и Исель спят — осталась бы мокнуть. — Нахмурив изящно изогнутые брови, проронила Лисандра, с явной завистью и сожалением глядя на пригревшихся под теплой шкурой подруг.

— Ну так вперед. — Приободрившийся возможностью поболтать с кем-то кроме гиритца, зверолюд широким жестом указал девушке на выход из повозки.

— Скоро и так выходить.

— Как так? — не понял Таллаг.

— Стена уже близко. — Неожиданно произнес Колд. — Мы почти прибыли.

— Да ну?! — недоверчивый зверолюд прислушался и его обостренный, словно у дикого хищника, слух, отчетливо выделил металлический скрежет, вгрызающийся в шум дождя. — С таким лязгом и скрежетом может подниматься…

Оборвавшись на полуслове, зверолюд вскочил со своего места. Высунувшись из повозки и получив в лицо горсть холодных капель, Таллаг увидел ее — темную громадину, отчетливо выделяющуюся на фоне покрытых лесом гор и сравнимую с ними по высоте, серую полосу, разделяющую горизонт и служащую барьером от Тьмы, веками защищающим жителей Светлых земель — Стену Святой Преграды.

От древних камней веяло несокрушимой мощью и величием. Один их вид вселял в сердце благоговение, а в душу — веру в героев и светлых богов.

Дорога, по которой двигался обоз, немного петляла, огибая овраги, чередующиеся с пологими холмами, усеянными невысокими деревцами, чьи вытянутые листья в этой части Ариарда уже начали отливать золотом.

Выложенный камнями тракт резко обрывался перед широким рвом, заполненным водой, до сих пор отливающей алым цветом, когда-то пролитой здесь крови. За рвом возвышались огромные ворота, сейчас разинутые, словно пасть огромного дракона с вываленным языком перекинутого через обрыв моста. Подобное сходство усиливали зубья мощных решеток, сейчас поднятых вверх, чтобы обоз мог беспрепятственно проехать внутрь крепости.