Бремя Чести

Эйдан, которому не хватало терпения, понимал, что Мотли прав. Кроме того, он очень устал после долгого дня, его ноги изнывали от боли, и он едва держал свои глаза открытыми. Он бы не отказался от нескольких часов отдыха и, поскольку он все равно ничего не мог поделать, он не видел в этом никакого вреда.

«Итак, скажи мне», - попросил Мотли, повернувшись к нему, покончив еще с двумя кружками. – «Что ты думаешь о нашем представлении?»

Эйдан пожал плечами, не зная, что ответить.

«Оно было хорошим», - сказал он.

Мотли нахмурился.

«Просто хорошим?» - спросил он. Его голос прозвучал озадаченным и несколько задетым. – «Тебе не понравилось мое представление?»

«Твое представление было отличным», - ответил Эйдан, не привычный к общению с актерами и не зная, что сказать.

«Тогда что же тебе не понравилось?» - спросил Мотли.

«Дело не в том, что оно мне не понравилось», - сказал Эйдан, стараясь подобрать слова. – «Оно было просто...»

«Что просто?» - настаивал Мотли.

«Что ж», - начал мальчик. – «Просто оно было... ненастоящим».

«Не настоящим?!» - переспросил Мотли. – «Это была пьеса!»

«Я имею в виду... я предпочитаю пьесы о серьезных вещах», - ответил Эйдан. – «О битвах, например. А также мне нравится смотреть настоящие сражения, а не представления. И больше всего я бы предпочел участвовать в сражении. Зачем терять время на притворства?»

Мотли улыбнулся и покачал головой.

«Значит, ты побывал во многих сражениях?» - спросил он.

Эйдан пристыженно покраснел.

«Я слышал все подробности обо всех великих битвах своего отца», - гордо ответил он. – «И я могу их все пересказать».

Мотли рассмеялся.

«И это означает, что ты сам побывал в сражении?» - спросил он.

Эйдан покраснел, не зная, что ответить. Рассказы отца о доблести и храбрости заставляли его чувствовать себя так, словно он был их частью, но, когда Мотли так поставил вопрос, он понял, что ошибался.

«Однажды я побываю», - настаивал Эйдан. – «Однажды я поведу армию в бой. Я поведу множество армий в бой!»

Мотли широко улыбнулся и покачал головой.

«Вы имеете дело с реальностью», - заметил Мотли. – «А мы – с фантазией. Наше дело сильнее, чище, оно более достижимо. Ваше дело короткое, запутанное, грязное, ему не хватает решимости. Кроме того, оно скоротечно. Наша же фантазия длится вечно».

Находясь в плену усталости и эля, Эйдану с трудом удавалось мыслить ясно. Он снова зевнул, его глаза закрывались, шум и активность ошеломляли его.

«Иди наверх», - велел Мотли. – «Найди комнату. Возьми своего пса и оставайтесь на ночь. На рассвете я тебе помогу. Если я все еще буду спать или буду слишком пьян, просто разбуди меня».

«Но у меня нет монет», - ответил Эйдан, вспомнив, что он отдал свой мешочек с золотом.

Мотли бросил монету на стол, бармен взял ее и кивнул.

«Я о тебе позаботился», - ответил он.

Эйдан ощутил прилив благодарности по отношению к Мотли. Несмотря на противоположные взгляды, этот человек начал ему нравиться. Возможно, он даже вызывал у него уважение – в некотором смысле.

«Есть ли в номере горшок?» - спросил Эйдан, чувствуя, что эль ударил по его мочевому.

«Не здесь», - сказал бармен. – «Воспользуйся переулком. Мы все так делаем».

«Возьми с собой своего пса», - добавил Мотли. – «Там много головорезов, это о многом говорит».

Уставший Эйдан, чувствуя себя дезориентированным из-за эля, прошел через толпу и вышел из таверны.

Он сделал глубокий вдох на свежем ночном воздухе. Здесь было тихо, крики из таверны сейчас находились далеко от него. Переулок был темный, едва освещенный факелами и, желая уединения, Эйдан направился вниз вместе со Снежком.

Он свернул в другой переулок, но в этом тоже было полно людей, справляющих нужду. Поэтому Эйдан пошел дальше, свернув в другой переулок, пока не нашел темный и пустой.

Когда Эйдан встал у стены, он вдруг напрягся, когда услышал приглушенные голоса. Он бросил взгляд вниз по переулку и увидел две темные фигуры в десяти метрах в темноте и тут же осознал, что он становится свидетелем чего-то такого, чего ему не следует видеть. Мальчик глубже отступил в темноту, присел и стал смотреть.

Там, на краю света от факелов, находились двое мужчин. Одного из них – высокого человека, облаченного в пышный наряд, с длинным вертикальным шрамом вдоль левого уха, с бегающими глазами, которые сложно было забыть – было легко узнать. Эйдан услышал, что другой человек назвал его Энис. Второй, одетый в королевские желто-голубые цвета, мог быть только пандезианским лордом.

Сердце Эйдана бешено застучало.

«Покажи мне», - потребовал Энис.

Пандезианец сделал шаг в сторон и выкатил вперед тачку. Она была накрыта одеялом и Эйдан ахнул, увидев, что она наполнена сверкающим золотом – он никогда еще не видел столько золота в одном месте.

Энис сделал шаг вперед и пробежал по золоту рукой. Оно звякнуло, осыпавшись дождем при свете факела. Наконец, он повернулся и кивнул пандезианцу.

«Он твой», - сказал Энис.

Пандезианец улыбнулся.

«Никаких ошибок», - произнес он. – «Дункан умрет. Он и его люди».

Сердце Эйдана неистово забилось в груди, когда он услышал имя своего отца.

Энис улыбнулся в ответ.