Бремя чести

– Где же вы могли видеть меня, мадемуазель? Я впервые здесь. Увидел, как люди собираются, и стало интересно, что здесь происходит.

«Зачем я наврал ей? Нужно было сразу начать говорить, что не смог забыть её с нашей первой встречи. Ладно, ничего уже не поделаешь – будь что будет» – думал Жоффруа, а девушка тем временем смотрела на него с подозрением.

– Я знаю, кто вы. Вы – месье Д’Амбруазе, тот самый, который подвёл своих друзей под виселицу.

– Ну, во-первых, не под виселицу, а под саблю, а во-вторых, вы имеете что-то против, или выступаете «За» подобные бесчинства?

– Я не против, и не за – мне всё равно. Мне нет дела до того, кто и где находится по ночам. Но за что я определённо против – это предательство и ложь. Вы теперь самый знаменитый человек Марселя, а всё из-за своей алчности и жажды мести. Кому вы помогли, кому стало легче?

– Годелив была ужасной актрисой, Лорентин – плохим лжецом, а все они – отвратительными людьми, за что и поплатились своими головами.

– Она была плохой актрисой, да. Как и вы. Вы ведь и сами знаете, что вы не герой. И я не знаю, что хуже – позволить другу бесчинство, или отправить его на казнь из-за этого бесчинства. Как бы вы не старались себя обмануть – думать, что вы поступили по совести, пускать эту пыль в глаза других людей – у вас ничего не выйдет. Зачем вы следили за мной в порту? Зачем притворялись бродягой? Я узнала вас ещё тогда. Это ведь с вами я столкнулась однажды вечером, хотела помочь, а вы облили меня своей гнусной грязью с ног до головы. Не приходите сюда больше, вам это не по статусу. Отправляйтесь к таким же, как вы– бесчувственным людям, заботящихся только о своей репутации.

Девушка хотела уйти, но Ален ей не позволил.

– Выслушай меня, хоть раз, а потом решай – прогнать меня или оставить.

Девушка повернулась к нему, чтобы выслушать.

– Я знаю, что всё это странно, может безумно, но я следил за тобой, и никак не мог отыскать. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение, не хотел, что бы ты говорила со мной, как с господином. Я хотел от тебя искренности, простоты, что бы ты не стеснялась меня. Я хотел узнать тебя лучше. Поэтому я и переоделся. Как легко обмануть человека, правда? Достаточно грязных лохмотьев, и ты – незаметен и неузнаваем. Этого я и хотел, но теперь я хочу, чтобы ты знала меня таким, какой я есть, и постаралась принять. Я уже не просыпаюсь по утрам с мыслями о балах, пьянстве, драках и девушках, я просыпаюсь лишь с одной мыслью – о тебе. Я стал безумцем, ничего не различаю вокруг, для меня ничего не существует. Я читаю книги, но больше не представляю картин. У меня нет воображения, я больше не могу представлять героев, какими они описаны, места, природу. Теперь я читаю сухо и без восхищения. Каждый текст для меня одинаков – бездушный и сухой. А всё от того, что я не могу сосредоточиться на нём, потому что все мои мысли поглощены тобой.

– На самом деле, таким стали вы, а не тексты – тексты остались прежними. Вы поверили в собственную ложь, вы говорите неправду, и знаете это, но продолжаете доказывать истинность ваших слов. Вы думаете, что ваши поступки честны и справедливы, и вы хотите уверить в этом других. Вы создали иллюзию честного и порядочного человека, и вам кажется, что вы такой и есть, но это не так. Мне жаль вас – вы тоните в собственной лжи.

Девушка вернулась в лавку, в которой уже никого не было, и заперлась в ней на ключ, а Ален рукой пытался уловить её последние следы.

Ветер поднялся и стал задувать под полы кафтана Алена. Домой он пришёл продрогшим, озябшим, но тело его больше колотилось от того, что сегодня девушка, от которой он был без ума, прогнала его. Как он ни старался показаться ей приличным человеком, у него это не вышло. Она раскусила его в два счёта, а он и не заметил, как это обычно с ним и бывало. Он снова не заметил каким надменным он был, жестоким и самовлюблённым. Он так гордился собой что недоумевал, как она могла сказать ему, что ей его жаль. «Да кто она такая? Ей бы меня жалеть…Это мне жаль её. Она упустила такую возможность. Она могла бы быть всегда под моей защитой, никогда бы ни в чём не нуждалась, я бы любил её так, как никто никого никогда не любил, но она не захотела этого. Ей, видимо, это и не нужно. Ничего, она ещё поймёт, что была не права, и что потеряла сегодня очень многое» – думал Ален и злился. Он твёрдо решил, что больше не пойдёт в эту проклятую лавку. Он полагал, что рано или поздно, незнакомка сама придёт к нему.

Вечером позвонили в дверь. Ален напрягся. «Быстрее, чем я того ждал. У неё нет выдержки» – улыбнувшись в душе, он был доволен собой.

В такой поздний час, да в такую непогоду в дом Д’Амбруазе мог прийти только один человек, и это был никто иной, как мадам Буаселье. Она часто приходила к матери Алена, чтобы посплетничать о последних событиях. Ален был очень разочарован, увидев её в холле. В гостиной он сидел вместе с дамами и читал газету, но в разговор матери и мадам Буаселье особо не вслушивался, пока в диалоге не прозвучала фамилия Бенуа.