Бремя колокольчиков (СИ)

   -  И что ты хочешь этим сказать? - окинул его тяжёлым взглядом настоятель.

   -  Ну... может, его как-то оставить у нас есть возможность...Ты ж связи имеешь в патриархии...

   -  Ответ короткий - нет.

Неожиданно продолжил староста-Михалыч. Все на него посмотрели с удивлением, ведь он никогда ни в какие дела не лез, да и вообще, ни за кого не заступался.

   -  Отец Константин, Глеб и вправду хороший работник. Сколько он у нас? Лет пять?

   -  С девяносто шестого - подсказал отец Сергий.

   -  Значит, уже семь. Вот время-то идёт! И за эти годы он не раз и выручал отцов, и в крайних случаях прикрывал, когда никто служить не мог... после праздников и по болезни... Выходил без разговоров. Прихожане его любят. Может есть какая возможность? Я тоже прошу.

   -  Михалыч! И ты туда же?!! - начал выходить из сурового равновесия настоятель. - Не я решал, понимаешь? На нём косяков много! Прихожане, может, и любят, а доносы идут и повыше меня: то на проповеди чего залепит, то причащает неправославных в больнице, самоубийцу отпел... А мне это надо?! Поймите вы все! Его вообще из Москвы убирают, а не только от нас! А это уже не моего уровня решение, вы же знаете! Поэтому хватит об этом!

   -  Но, отче... у него ж дети малые, младшая больная, может есть возможность хоть какая? - продолжил атаку отец Вячеслав.

   -  А надо было служить, а не рожать! - жёстко ответил отец Константин.

И тут отец Сергий решился на последний аргумент.

   -  У нас и так нагрузка большая, мы почти без выходных служим, а тут человека убирают. Это не может не сказаться на службе. Может, есть возможность хотя бы временно его оставить... пока не пришлют кого. А там видно будет...

   -  Ничего! Пока послужите и так. А я рекомендацию Аркадию напишу на рукоположение в священники - походил три года в дьяконах и хватит! Нареканий на него нет. Биография - чистая. Думаю, епархиальный совет с первого раза пройдёт. А дьякона нам из семинарии ещё одного прислать обещали.

Дьякон Аркадий покраснел под недобрым взглядом собратьев.

   -  Спаси Господи, отец настоятель! - проговорил он.

Рядом сидевший протодьякон Николай не сдержался.

   -  Что ж, Аркаша, поздравляю! Услышал Господь твой стук... в Его врата! Заслужил, так заслужил! Дай те Господь по делам твоим! Аллилуйя!

ИЗ

Троллейбус, который ушёл

Мое место слева, и я должен там сесть.

Не пойму, почему мне так холодно здесь,

Я не знаком с соседом, хоть мы вместе уж год,

И мы тонем, хотя каждый знает, где брод.

И каждый с надеждой глядит в потолок Троллейбуса, который идёт на восток.

Кино^[140], «Троллейбус».

Дни шли за днями, сливаясь в единую серо-грязную массу. Дочке становилось всё хуже, и жена-Света всё время ездила с ней по больницам. Отец Глеб оставался на хозяйстве. Что-то готовил, как-то прибирал, много спал и в бессмысленном раздражении смотрел телевизор.

Иногда появлялись какие-то требы, старые прихожане что-то подкидывали на жизнь. Но из состоятельных, тех, на кого Глеб надеялся, что поддержат, помогут найти хоть какую-то работу - отвернулись все.

Все заходы на патриархию напрямую и через знакомых заканчивались одним ответом: «Вам в Москве не служить! Где рукополагались - туда и езжайте!» Туда он ехать не мог прежде всего из-за больной дочери, да и понимал, что уехать туда, значит уйти из семьи.

Устроиться на светскую работу тоже не удавалось. За тридцать пять, без опыта работы - ты никому не нужен. Машину водить Глеб не умел, в компьютерных программах не разбирался. Светины родители всячески давили, чтобы дочь развелась с таким мужем. Он это знал, но что мог сказать? Со Светой они почти не разговаривали, им было друг не до друга, каждый был заключён в собственную боль.

В окна светило яркое весеннее солнце. Первые секунды после пробуждения Глебу было как-то тихо и хорошо. Дома никого не было. Неужто это солнце и этот воздух могут так всё изменить в человеке? Как будто всё ощущение жизни изменилось, хотя ведь ничего не произошло. Надежд - никаких, а чувствуется окружающее живым, а не мёртвым и безнадёжно мрачным.

Глеб включил телевизор и сел пить чай. Показывали Питер. Вот эти любимые улочки. А вот троллейбус. Глебу вспомнилось, как они со Светой первый раз поссорились тогда, в 88-м, когда поехали в Питер автостопом во второй раз. А из-за чего, и не вспомнить... Сели в троллейбус и не разговаривали друг с другом. Тут-то Глеб и придумал взять Книгу жалоб и предложений^[141], что стояла в специальном металлическом кармане за

водительской кабиной, и написать туда от имени несчастного озлобленного советского человека.