Бремя колокольчиков (СИ)

Владыка Афанасий решил давать крест сам, не всем,конечно, первым, здесь спонсоры стояли и прочие важные лица, кого поздравить, просфорку дать, улыбнуться. Уже хотел уходить, а тут мать подошла с заплаканными и счастливыми глазами, смешная старушка. Он дал ей поцеловать крест и ушёл в алтарь. В голове пронеслись воспоминания.

Тот вечер, он решился сказать маме, что не говорил никому... Ему нравятся мальчики... Потом по её совету исповедь у духовника, он не хотел говорить, но мать стояла сзади и он понимал, что не сможет соврать ей...

Священник, расспросил обо всём, давно ли, как это у него, молчал, казалось, невыносимо долго. И наконец сказал:

   -  Женя, есть такие люди, это как быть искалеченным... Твой крест - быть одному, значит этого Бог от тебя хочет. Начинай ездить в монастыри, там, может, найдёшь своё место, и никому кроме как батюшке на исповеди не рассказывай об этом...

И он не рассказывал, и по монастырям с матерью ездить стал, было то их в советские годы всего ничего.

Был один монах, который как-то особо с пониманием отнёсся к Жене, к нему он старался попасть каждый раз, как бывал в обители. Лет 17 ему уже было, и монах тот позвал его в келью... Потом другой раз, и ещё... Он ему рассказал, что таких как он немало, и что ни мать, ни мирские священники не поймут его, а он- понимает, потому что сам такой... И традиция эта древняя, чтобы монахи любили друг друга, да и среди апостолов не так все просто было, как в Евангелии описано, потому как нельзя открыто говорить, но есть изустные предания...

Тот монах, уже посвятивший Женю не только в теории мужской любви, представил его другу архиерею, тому Женя очень понравился, он взял его к себе в келейники... Дальше жизнь закрутилась, заочная учёба в семинарии, поездки с архиереем, обеды, праздники. Как-то один, казалось, мелькавший на архиерейских приёмах человек, неожиданно подошёл к Жене на улице, заговорил с ним о том, что служба Богу это очень хорошо, но неплохо бы служить и Отечеству. Женя перепугался, а вдруг его вот так в армию забрать хотят, но у него справка... собеседник улыбнулся, он не об этом, пусть Женя не пугается, Отечеству по-разному служат...

Теперь, 30 лет спустя, он усталый от службы ещё не старый перспективный архиерей идёт в алтарь, вот парнишечка семинарист этот... Как же он ему по сердцу... Нет, епископ Афанасий почти никогда не прибегал к насилию, это лишнее, но если парень внутри свой или расположен... Секретарь обещал прощупать, но как-то всё ничего, надо б поторопить его...

Валентина стояла в стороне и видела со спины ушедшего в алтарь сына- архиерея. Показалось? Пронзило как-то, когда она крест целовала, что ухмыльнулся он совсем как его отец тогда, сорок лет назад, когда она поняла, что больше ничего не будет... Искушение бесовское какое-то...

Отпуск в лучах заходящего солнца

Всегда на посту.

Голова в облаках.

Повторяет слова, звучащие громко в ушах.

Но его никогда не слышат,

И слова его никому не нужны.

Но ему всё равно.

The Beatles, «Fool on the hill»^[195].

Он подходил к своему дому. Вот и подъезд. Почти полгода здесь не был, так что ему показались приятными и этот затхлый воздух, и дребезжащий звук старенького лифта.

Свете Глеб позвонил заранее, предупредил, что приедет. Она была доброжелательна. Теперь отношения как-то почти наладились, то есть, их как бы не было, но в этом отсутствии отношений была уже не отчуждённость, а ровное спокойствие. Её устраивало, что несколько раз в год он приезжает, привозит какие-то деньги, общается с детьми, в чём-то помогает. А он видел их недолго, и раздражение не успевало накапливаться, прежние же претензии и обиды остались в прошлом.

   -  Заходи. Как добрался? - спросила, впуская мужа, Светлана.

   -  Нормально.

   -  Ребята не пришли ещё. На занятиях...

   -  Ну и ладно. Надеюсь, я тебе не помешал?

   -  Слушай, прекрати, договорились же...

   -  А разве лучше было бы, если я б этого не спросил?

Он улыбнулся. Она в ответ. Такого давно уже не было...

Потом он разбирал вещи. Она рассказывала о детях и всяких проблемах. С работой у неё опять не ладилось, впрочем, и с детьми-подростками, тоже. Он обещал поговорить с отбившимся от рук сыном. Она уверяла, что Глеб для него - не авторитет, но пусть уж попробует, ведь чем чёрт не шутит, когда речь идёт о разговоре с попом. Посмеялись. Ещё поговорили о детях, о ценах и окружающей озлобленности сограждан, о том, что всё не слава Богу и в церкви, и в миру.

   -  Свет, знаешь... А если я вернусь в Москву?... Совсем...

   -  Тебя снова выгнали?

   -  Нет...пока... Просто с этим монастырём женским совсем я уже смысла не вижу... - продолжал Глеб, встав со стула и подойдя к окну. - И им я не нужен, ну а мне давно всё это театр абсурда больше напоминает. А со временем всё только ухудшается...