Дрожащие отроски уже начинали обвиваться вокруг лодыжек, когда мы тащили Шоггота к лестнице. Он распадался в наших руках, от него отваливались огромные комья протоплазмы и шлепались на пол. Там, где комья протоплазмы попадали на наступавшую на нас корневую массу, та начинала немедленно распадаться, невероятно быстро и совершенно беззвучно. Впереди нас шла волна распада, и когда мы добрались до дверей, за нами протянулась полоса из буроватой слизи и ныли.
Еще раз преодолев приступ отвращения, я отодрал от огромного кома протоплазмы кусок побольше и швырнул его вперед, туда, где корни метровым живым ковром покрывали все помещение нижнего этажа.
Результат был поразительным — черная масса задергалась, вверх устремились фонтанчики пыли и слизи, словно массу эту сотрясли беззвучные взрывы, а в плотно сбитом, словно войлок, корневом ковре повсюду зияли словно проеденные кислотой огромные дыры с рваными краями.
Как эта плотная субстанция в течение буквально нескольких секунд исчезла, превратилась в комки слизи и пыли, я уже не видел. Я опустился рядом с Говардом на колени, и меня стало судорожно, злобно рвать, словно я хотел извергнуть из себя все накопившееся во мне отвращение.
Был уже почти полдень, когда мы выбрались из этого дома и смогли отправиться в путь. Спуститься вниз с чердака оказалось нелегким делом, и сил у нас не было, чтобы тут же отправиться в дорогу. И даже теперь, когда я сумел почти два часа отдохнуть после того, как миссис Уинден перевязала мои раны, я все равно чувствовал разбитость во всем теле, и путь, который лежал перед нами, казался мне бесконечно далеким.
Местность представляла собой жуткое, тягостное зрелище. Перед нами раскинулась голая, безжизненная поляна, вернее, пустое пространство, покрытое толстым, по щиколотку, слоем беловатой пыли. Выступавшая из земли влага, накопившаяся в почве за время дождей, постепенно превращала его в липкое, коричневое месиво. Лес выглядел так, будто над ним пронесся опустошительный пожар. Деревья стояли голыми, насколько хватало глаз. В воздухе повисла мертвая тишина. Тишина смерти.
— Как вы считаете — он действительно… мертв? — тихо спросил Макмадок.
И хотя вопрос этот относился к Говарду, я все же обернулся к Макмадоку и, улыбнувшись, кивнул ему:
— Он повержен, — сказал я. — Если бы это было не так, то мы бы уже погибли, Макмадок. Все.
— Лон, — поправил он меня.
— Лон. — Я снова улыбнулся. — Вы… отправитесь в Дэрнесс?