Бремя нашей доброты

В середине Чутуры, прямо напротив церкви, шла большая стройка. В отличие от своего умного отца Мирча не захотел коротать век возле леса, и за большие деньги был куплен самый красивый участок в селе. Из белого, привезенного с берегов Днестра камня был поставлен большой дом с огромными, от стрехи до самого пола окнами. Теперь Мирча в каком-то смысле породнился с Никой, и это придавало остроту и пикантность их отношениям.

- Да зачем тебе такие большие окна?! - крикнули с воза, груженного сеном.

- Чтобы солнца было много. В солнечных домах дети растут сильные и духом и телом!

- Да откуда они возьмутся, те дети, когда в доме такие окна?

- То есть как откуда...

- Но, как я это дело понимаю, чтобы были дети, надо хотя бы изредка иметь возможность уединиться со своей законной...

- Ничего, это нас не заботит... Выберем ночку потемнее...

Его некрасивая жена кормит цыплят и дергает плечиком - что за дурацкие шутки у них тут, в Чутуре...

Дороги узенькие, акации растут высокие, временами приходилось ложиться на сено, чтобы ветви не исцарапали. Пригибаясь, Мирча каждый раз находит горячие губки. Боже мой, нашли время баловаться эти губки! Балагуря то с одним, то с другим, лениво сворачивая из переулка в переулок, он вдруг натянул вожжи, облегченно вздохнул, и телега остановилась возле почерневшей лозовой калитки.

- Ты знаешь, куда твои прячут ключи?

Им очень повезло. Онакий Карабуш, человек старательный и аккуратный, не только поспешил в поле чуть свет, но даже прихватил с собой обоих сыновей и Тинкуцу, заперев дверь маленьким замочком.

- Вон там, за тем камнем, лежит ключик.

Ей, должно быть, очень понравилось в своем колодце, и она не спешила вылезать. Чуть высунулась, оглядела, счастливо мигая, родной дворик: впервые в жизни уезжала она так далеко от дома. Подумать только, ее не было, а георгины уже цветут, и картофельная ботва выросла высокая, тропинки и весь двор чисто подметены - ее, верно, ждали. Мирча достал пустую кошелочку, забросил ее во двор перед самым домом.

- Что же ты, слезаешь, не слезаешь?

Нуца собралась уже проститься с этим буйным сеном, когда неожиданно из глубины сада показался Онаке Карабуш с огромным топором. Он встал посреди двора, рассерженный до невозможности. Искусство плотника давалось ему только при огромном возмущении, и, когда нужно было что-то обтесать, он дня два ходил сердитый, накапливая злость. Карабуш оглядел Мирчу долгим недоумевающим взглядом.

- Чего стал с телегой?

- Лошади распряглись.

Карабуш, открыв калитку, вышел, брезгливо поправил сбрую. Снял висящий клочок сена, ощупал, понюхал, но сено ему не понравилось. Вернувшись к себе во двор, он вдруг заметил заброшенную Мирчей кошелку. Взял ее игриво, одним пальцем, казалось, вот-вот обрадуется, как радуются вещам, которые считают окончательно потерянными. Но, не успев обрадоваться, призадумался, что-то вспомнил, мельком и краешком глаза покосился в сторону телеги. О, нет, подумал он. Нет и тысячу раз нет. Скупо, одними губами улыбнулся, резко тряхнул старой седой головой и замер, держа в одной руке топор, в другой плетеную кошелку.

Он уже не видел телеги с сеном, а разглядывал только парня с непокрытой головой. Даже, казалось, не разглядывал - распахивал Мирчу медленно и тягуче, борозду за бороздой. Он распахал его руки, его грудь, его голову, и Мирча, обливаясь холодным потом, почувствовал на переносице прохладное острие топора, качавшегося в руках Карабуша.

- Ты мне ее подбросил?

- Это ваша кошелка.

Карабуш издевательски улыбнулся: скажите, как легко нашел этот парень нужного ему дурака! Подошел, медленно и ловко забросил кошелку обратно в телегу с сеном и, повернувшись, стал намертво у своей калитки, словно ожидая, что весь день ему будут подбрасывать во двор всякий хлам. Телега тронулась с места, стала спускаться по переулкам, а Карабуш стоял и долго, не мигая провожал ее.

Николае Морару, нахлобучив шляпу на затылок, стоял посреди двора, сердито сплевывая. Его крепкие, широко расставленные ноги прямо-таки вросли в землю. Телега проехала под самым его носом, но он не отошел, даже не изменил позы. Ему важно было выяснить, кто же здесь хозяин; он ждал, чтобы хоть одна соломинка задела его или его шляпу, и тогда бы все выяснилось. Но Мирча хитер, и, когда отец устраивал ему экзамен, он умел отлично поставить во дворе телегу.

Рядом, за низенькой изгородью тетушка Сафта собирала коноплю. Плечи и спина обсыпаны ржавым конопляным цветом, позеленели руки. Она кашляла от пыли, от усталости, от острого конопляного запаха. Она кашляла, но стояла у изгороди, готовая в любую минуту заступиться за сына.