Думая обо всем этом, я ощутил грызущую нутро безысходность. С Арены нет выхода. Вход есть, но только вход, а выхода нет. Его не существует в принципе. Мнимая награда победителя в виде гражданства Империи и без разбирательств и догадок отбрасывала длинную тень подвохов. На то это и гражданство, а не какая-нибудь амнистия. Граждане, насколько я знал, не обладали полной свободой воли, не могли без веской на то причины перемещаться между мирами и уж тем более переселиться на планету недружественного межгалактического государства. Поэтому победа на Арене по сути не давала того, что в действительности было нужно заключенным. Во всяком случае, нам — обычным военнопленным враждующей стороны. К тому же меня никогда не покидала мысль, что нас, носителей экспериментального наноимпланта «Богомол» с невообразимой кучей возможностей, администрация Арены с такой легкостью на просторы Империи не отпустит. Ведь они же должны понимать, что альриец среди их праведных граждан не будет пользоваться популярностью и что рано или поздно задумается о побеге. Зачем им подвергать такому риску возможность утечки столь редкой и эффективной во всех смыслах разработки?
Ответов на все эти вопросы не было, однако мысли о них нагоняли тоску. Поэтому я решил опять сосредоточиться на амулете. Интуиция по-прежнему подсказывала, что я изучил далеко не все его свойства. Он накапливал пси-энергию, был вместилищем отпечатков мыслей и, как только что выяснилось, увеличивал силу пси-способностей своего носителя, но… это было еще не все. Основное его предназначение пока что скрывалось в тени.
Несколько долгих минут я провел, «общаясь» с камнем Эффо, но ничего качественно нового выяснить так и не смог, лишь понял, что в дальнейшем для использования потенциала кристалла мне больше не придется касаться его поверхности и «просить» о помощи. Отныне у нас с амулетом установился устойчивый пси-контакт — этакая пси-нить, по которой наши сознания могли быстро обмениваться мыслеобразами и пси-импульсами. И теперь амулет копировал и впитывал в себя все, что видел и ощущал я сам.
Остаток дня мы с заключенными провели, рассказывая разные истории из своих прежних жизней. Я поведал, как мы с женой провели наш первый месяц после свадьбы на берегу острова, названия которого я уже и не помнил. У Перка в закромах опять отыскалась байка с неудачным концом, Виллис поведал о каком-то небольшом, но крайне интересном исследовании, на которое он однажды получил заказ, а Ролдан рассказал забавную историю, что приключилась с ним на раскопках. Айрекс к нам присоединяться отказался, а Коупленд и Декс по большей части молчали, только последний один раз упомянул о каком-то небольшом восстании рабочих на Марсе, которое, впрочем, было быстро подавлено.
Я смотрел на них, слушал их реальные или выдуманные рассказы, улыбался, где это было уместно, и надевал грустную маску, если того требовала ситуация. И думал. Думал о том, что все эти люди, ставшие мне близкими и почти родными, не переживут следующую неделю. Не переживу ее, возможно, и я. В голову опять полезли навязчивые мысли о семье и доме, но я уже не испытывал той гнетущей тоски, что грызла меня в первые дни плена. И с ужасом начал понимать, что привыкаю к сложившимся обстоятельствам — к Арене, к смертельной опасности, к необходимости постоянно быть начеку. Я даже привык к мысли, что могу в любой момент умереть. Непроизвольно передо мной встал вопрос: сила это или слабость?
Понимать, что в любой момент можешь проиграть, но не сдаваться — это ли не сила? Или все мы лишь прикрываемся маской безысходности? Ведь кроме борьбы за жизнь у нас ничего больше и не осталось. Просто работают инстинкты самосохранения и не более. Или же нет?
Размышляя обо всем этом, я и не заметил, как наша сходка стала медленно распадаться. Завтра нас ждал новый раунд, и заключенные разбрелись по ячейкам. То же самое решил сделать и я. День выдался насыщенным, тело требовало отдыха. Да и психике досталось не мало.
Стоило мне лечь на койку и закрыть глаза, как в нейроинтерфейсе всплыло уведомление:
Внимание! Входящее сообщение.
Этого еще не хватало!.. Отправителем мог быть только один человек — мой тайный благодетель. Я открыл уведомление и принялся читать: