Бремя прошлого

– Простите меня, миссис, может быть, мне не следовало говорить то, что я сказала. Я не подумала, что это будет неуместно, я просто хотела поблагодарить вас.

– Да, не хочу, – продолжала Лилли. – Вы будете моей личной горничной. Вы получите одежду, и, поскольку вы будете здесь на особом положении и не будете занимать комнату и пользоваться столом, платить вам я буду больше.

Лилли поколебалась, разрываемая надвое дилеммой. Она хотела помочь этой женщине, но знала, что не сможет платить ей больше, чем зарабатывал ее муж, чтобы тот не чувствовал себя униженным. И она решила:

– Я буду платить вам десять долларов в неделю.

Женщина смотрела на нее ставшими как чайные блюдца глазами. Она посчитала бы за счастье получать по пять долларов в неделю, занимаясь мытьем полов. Она не знала, что сказать, и сплела свои натруженные руки, стараясь подавить слезы благодарности.

– Господь благословит вас за ваше доброе сердце и милосердие, миссис, – сказала она, когда, наконец, вновь обрела дар речи.

Лилли очень нуждалась как в личной горничной, так и в старшем официанте, и вот наконец-то ей удалось хоть что-то сделать для своей землячки. Она много думала об этом. Джон очень богатый человек и в состоянии помогать другим. А кто нуждается в помощи больше, чем ее соотечественники? Чем больше она об этом думала, тем больше ей нравилась эта идея, и она уже планировала, как ей добиться согласия мужа на это.

В тот вечер она надела его любимое голубое бархатное платье и сапфировые серьги его бабушки. Она велела кухарке приготовить его любимые блюда и после чудесного обеда легко убедила мужа согласиться ежегодно выделять тысячу долларов в помощь ее голодавшим соотечественникам. Эти деньги делили между всеми ирландскими уордами, а чеки направляли их руководителям с просьбой не упоминать имени Адамса и со специальным условием господина Адамса, чтобы деньги шли на оказание помощи ирландским женщинам.

Эта ежегодная тысяча долларов в течение четырех лет послужила большим подспорьем для многих обездоленных женщин, а Мэри О'Дуайер стала превосходной горничной своей леди. Ее муж развозил в фургоне товары по магазинам Дэниела, и они считали себя счастливыми людьми. Супруги сняли более удобный дом на окраине, и благодаря Лилли их дети стали хорошо питаться и тепло одеваться зимой, и все, кроме самого младшего, ходили в школу.

Но время все равно тянулось медленно, и хотя как-то после полудня Лилли обнаружила, что в деревьях уже по-весеннему заиграл сок, умирая от скуки, она чувствовала себя так, словно кровь высыхает в ее жилах.

Тем же самым утром, когда Нэд Шеридан мрачно думал о перспективе своей премьеры, которая должна была состояться в этот вечер, Лилли прочла его имя в театральной колонке «Бостон геральд». «Нэд Шеридан отказывается от Шекспира в пользу современной классики» – гласил заголовок статьи. Газетная страница так задрожала в руках Лилли, что ее удивленный муж посмотрел на нее и спросил, достаточно ли хорошо она себя чувствует. Но Лилли едва слышала его вопрос, целиком захваченная содержанием статьи, в которой говорилось, каким великим актером был Нэд.

Лилли вспоминала, как он говорил ей, что когда-нибудь станет звездой и попросит ее выйти за него замуж. И она, жалкая порочная дура, отказалась, так как это означало, что ей пришлось бы оставить при себе ребенка.

Лилли с тоской подумала о том, какой полной и счастливой могла бы быть ее жизнь в сравнении с теперешним одиноким существованием в золотой клетке, и поняла, что ничто на свете не помешает ей увидеться с ним.

– Я отправляюсь за покупками, Джон.

– Пожалуйста. Куда вам только вздумается, Лилли.

– В Нью-Йорк, – продолжала она.

– В Нью-Йорк? – удивленно переспросил он.

– Там появился новый дизайнер, женщина из Лондона, последний крик моды… кроме того, мне будет неплохо встряхнуться. Я скучаю.

Полный благожелательности, он почувствовал себя виноватым в том, что из-за занятости не уделяет внимания жене.

Двумя часами позже она уже сидела в одиночестве в вагоне нью-йоркского поезда. Лилли сняла номер в отеле «Пятая авеню» и попросила администратора прислать горничную, чтобы распаковать ее вещи. Потом она долго нежилась в ароматизированной ванне и одевалась так тщательно, как если бы готовилась к встрече с любовником. Лилли надела шелковые чулки, туфли на высоких каблуках и черное кружевное платье с глубоким вырезом и длинными облегающими рукавами. Горничная застегнула бесчисленные крошечные, обшитые атласом пуговицы и в восхищении смотрела на нее в зеркало, перед которым приводила в порядок ее черные локоны, закалывая их многочисленными булавками со сверкавшими как звезды бриллиантовыми головками. В дополнение к этому Лилли надела бриллиантовые серьги, но решила не надевать колье. Она накинула черную бархатную пелерину, окаймленную белым песцом, внимательно посмотрелась в зеркало, проверяя, все ли в порядке, и, усевшись в кеб, направилась на Бродвей.