– Лайэм, мы только что сели пообедать, – перебила его госпожа Десанто. – Может быть, вы присоединитесь к нам?
– Погоди. – Господин Десанто властно поднял руку. – Не понимаю, откуда он взялся. Комо далеко отсюда, да и было это очень давно.
Лайэм заговорил, глядя прямо ему в глаза:
– Дело в том, сэр, что я пришел просить руки Дженни.
– Руки моей дочери? Вы?
Лицо господина Десанто приобрело свекольный цвет, и глаза его почти исчезли, в такой ярости он их прищурил.
– А что думает на этот счет ваша мать? – спросила госпожа Десанто, слишком хорошо помнившая Лилли.
– Мама пока об этом не знает, – признался Лайэм, – но я уверен в том, что она будет рада такой прекрасной невестке. У меня есть собственные деньги, сэр, – поспешно добавил Лайэм, чтобы они не думали, что у него ни гроша за душой и что он не сможет обеспечить Дженни.
– Деньги? И сколько же денег? – угрожающе шагнул к нему Десанто.
– Десять тысяч долларов, сэр.
– Десять тысяч долларов?
Десанто повернулся к жене и презрительно рассмеялся.
– У этого аристократа есть деньги. Подумать только – целых десять тысяч долларов. Ба! Да человек, за которого выходит замуж моя дочь, может десять раз купить и продать всю нашу семейку. Для него десять тысяч долларов крохи. Так, пустяк, карманные деньги. Ну а теперь вон из моего дома и впредь держитесь подальше от моей дочери. Слышите меня?
Он подступил ближе, еще более красный от гнева, и Дженни быстро увела Лайэма в холл.
– Сейчас уходите, – прошептала она. – Ждите меня в «Эджуотер-Бич».
Она подтолкнула его к двери и плотно закрыла ее за ним. Лайэм в нерешительности постоял на ступенях подъезда. Ему хотелось вернуться, чтобы убедить отца Дженни, но он понимал, что это бесполезно, поэтому вернулся в гостиницу и стал ждать.
Дженни пришла через три часа с небольшим чемоданом в руках.
– Они заперли меня в комнате, – задыхаясь, говорила она, – но забыли про балкон и про ступеньки, что ведут на террасу. И я без труда сбежала.
Она облокотилась на стол и улыбнулась Лайэму.
– Ну и что теперь?
– С первым же поездом уезжаем.
Они помчались на вокзал и минута в минуту успели на поезд, отходивший в Нью-Йорк.
Они в изнеможении втиснулись в купе. Влюбленные были снова вместе, и до всего остального им не было никакого дела.
– Как поступит ваш отец? – спросил он Дженни, когда они ждали в Нью-Йорке отправления бостонского поезда.
– Лишит меня наследства, – мрачно ответила она. – Я обесчестила его имя, и это конец.
Лайэм посмотрел на нее с тревогой в глазах.
– Мне очень жаль, Дженни.
Она пожала плечами и философски проговорила:
– Лучше быть оставленной без наследства, чем выйти насильно замуж за нелюбимого человека.
Когда они, наконец, прибыли в Бостон, было уже темно. Окна дома на Маунт-Вернон-стрит были освещены. Лайэм взял Дженни за руку и повел в дом. Осматриваясь кругом, она дивилась его величию.
– Если бы папа знал, что вы так богаты, он, может быть, сказал бы „да", – вздохнула она в благоговейном восхищении.
– Я не богат. Богата моя мать, – шепнул он в ответ. – Не беспокойтесь. Он согласится, когда мы поженимся. Я в этом уверен.
– Лайэм! – окликнула его с верхней площадки лестницы Лилли, и они оба подняли глаза на нее. – Кто там с тобой? – удивленно спросила она.
– Старый друг, мама. Это Дженни Десанто. Помните, мы встречались с нею на озере Комо?
– Конечно, я помню.
Она, мягко ступая, словно скользнула вниз по лестнице.
– И что же мисс Десанто делает в Бостоне?
– Я привез ее, чтобы встретиться с вами, мама. Прямо из Чикаго, – волнуясь, ответил Лайэм.
– Из Чикаго? Так вот, значит, зачем ты туда поехал.
Она повернулась и ушла в библиотеку.
– Вы также можете зайти сюда, – бросила она через плечо. – Именно в этой комнате развертываются в нашем доме все драмы. У меня такое ощущение, что без драмы не обойтись и сегодня. Я не ошибаюсь, Лайэм?
Лилли уселась в большое кресло с подголовником, а они стояли перед нею. Она быстро окинула взглядом Дженни с головы до ног, и щеки девушки вспыхнули, когда она увидела в глазах хозяйки дома выражение, с каким отпускают сделавшую свое дело горничную. Лайэм крепче сжал руку Дженни и заговорил:
– Я привез Дженни, мама, чтобы вы снова встретились с нею, потому что я ее люблю и женюсь на ней. Я уверен, что вы полюбите ее, когда узнаете ближе.
– Не могли бы вы оставить нас одних? – обратилась Лилли к Дженни. Та тревожно взглянула на Лайэма, поспешно вышла из комнаты и закрыла дверь. Усевшись в кресло в холле, она смотрела на семейные портреты, напряженно вслушиваясь в доносившиеся из библиотеки голоса. Дженни поняла, что Лилли не может смириться с мыслью, что она отнимет у нее Лайэма, но ведь она сожгла за собою все мосты и теперь молила о том, чтобы Лайэм нашел в себе силы пойти против воли матери и сжег бы, таким образом, свои.
Лилли смотрела на сына, и в ней нарастала ярость. Все, что она сделала за все эти годы, теперь у нее украла эта девочка из прорвавшейся к деньгам семьи итальянских крестьян. «Как они смеют?» – спрашивала она себя, глядя на сына, стоявшего перед нею, заложив руки за спину, как непослушный ребенок, ожидающий наказания.