– Да, я вижу, дорогая. Я возьму вот это и это, – она отложила бархатные и меховой жакеты и муфту. – Плащ и шерстяную юбку вам лучше оставить себе. Вы будете рады им, когда наступит январь, уж поверьте мне на слово.
Она посмотрела на небольшую стопку изящной одежды.
– Я могу предложить вам двадцать долларов за все, дорогая. Кроме того, предоставлю скидку на рабочее платье.
Лилли едва не захлопала в ладоши от радости. Целых двадцать долларов плюс пять, полученных за щетки. Еще утром у нее было лишь двадцать пять центов. Хозяйка магазина принесла серое хлопчатобумажное платье с длинными рукавами и приложила к ней. Лилли была слишком худа, платье было явно велико, но женщина ее успокоила:
– Как и во всех домах в Хилле, там хорошая еда, и вы, разумеется, быстро прибавите в весе. Кроме того, это платье из дешевых. Носившая его женщина умерла, и оно мало изношено.
По коже Лилли пробежали мурашки при мысли о том, что придется носить платье умершей женщины. Ей хотелось немедленно сорвать его с себя, но она понимала, что не сделает этого. С острой болью она вспомнила, как они с мамой и миссис Симз ходили за покупками в Дублине, и ощутила приятный холодок атласа и шелка на теле. Теперь же на ней грубое платье покойницы. Лилли опустила голову, думая о том, что сказала бы мать, если бы могла сейчас ее увидеть.
– Ботинки вам нужны покрепче тех, что у вас на ногах, – заметила хозяйка магазина, подавая Лилли пару из жесткой черной кожи. – С наступлением холодов вам понадобится и шаль.
Лилли зашнуровала до самого верха ботинки, они были очень неудобны. Накинув на плечи шаль, она печально взглянула на свое отражение в зеркале. Теперь она была похожа на тех женщин с ввалившимися глазами, которых она видела утром на улице. Бедная ирландская крестьянка, ничем не отличавшаяся от других.
– За все три доллара, – быстро добавила хозяйка магазина.
Лилли уплатила и вышла из магазина уже совсем другой женщиной.
Лилли с трудом поднималась по очаровательным улицам Бикон-Хилла. Дома здесь были большие и хорошо ухоженные, кругом стояли деревья и газовые фонари, все говорило о высоком качестве и надежности здешней жизни – неоспоримых свидетельствах больших денег и культуры обитателей квартала – совсем иного мира в сравнении с трущобами Норт-Энда. Поднявшись на ступеньки крыльца дома на Чеснат-стрит, Лилли позвонила в колокольчик парадной двери.
Дверь открыл дворецкий в белом полотняном пиджаке. Выражение ужаса исказило его лицо, когда он с головы до ног оглядел незнакомку, и Лилли залилась краской. Вздернув подбородок, она потребовала:
– Будьте любезны сказать миссис Дженсен, что пришла Лилли Молино.
Он грубо схватил ее за ворот и повел вниз по ступенькам.
– Кто вы такая, чтобы звонить в парадную дверь и требовать экономку? Если бы это увидела госпожа, она прогнала бы из дома и миссис Дженсен, и меня тоже.
Он сильно подтолкнул Лилли к лестнице, ведшей в полуподвал.
– Вот вход для вас, девочка, и не забывайте этого. И чтобы я никогда больше не видел вас в главном вестибюле.
Дверь открыла веселая молодая ирландская девушка. Ее черные волосы были наполовину скрыты колпаком, а одета она была в синее в полоску хлопчатобумажное платье, поверх которого сиял чистотой огромный передник.
– Мне нужно поговорить с миссис Дженсен насчёт работы, – начала Лилли. – Она ждет новую служанку.
Щеки ее все еще пылали от унижения и ярости. Девушка улыбнулась.
– Да, конечно, – сказала она, – мы действительно ждем новую служанку. Меня зовут Кэтлин. А вас?
– Лилли.
Она неуверенно взглянула на девушку.
– Я никогда раньше этим не занималась. На что это похоже – работа служанки?
– В общем, не такая уж плохая работа. Да и крыша над головой, и вполне приличная еда; Миссис Дженсен, правда, старая тиранка, но, говорят, все экономки таковы. И она, конечно, не ирландка. Она шведка и считает себя лучше всех нас. И она права, потому что она начальница, а мы все работаем на нее.
Она провела Лилли по мрачному коридору в холл прислуги и сказала:
– Наша хозяйка такая важная и могущественная, что вы вряд ли осмелитесь даже взглянуть на нее. Постарайтесь не попадаться ей на глаза. Миссис Дженсен ведет кондуит, записывает все замечания слугам; если вы в него не попадете, все будет хорошо. Нас здесь четверо, добавила она. Я служанка на кухне, есть еще служанка, прислуживающая в гостиной, и одна на втором этаже, там самая лучшая работа. А вы будете служанкой, выполняющей всевозможную грязную работу: скрести кастрюли, полы и лестницы и помогать в прачечной. Это тяжелая работа, – с участливым вздохом добавила девушка.
Ушедшая за миссис Дженсен Кэтлин оставила Лилли одну, удрученную словами девушки. Она воображала, что будет разносить подносы с чаем, вытирать пыль, ну, может быть, еще составлять букеты цветов, но вовсе не скрести лестничные ступеньки.
Кэтлин вернулась и провела Лилли в гостиную экономки.
Миссис Дженсен была седой женщиной с красным лицом и пронзительным взглядом. Лилли ей не понравилась.