Бремя прошлого

Пять лет работы на Корнелиуса Джеймса в Нью-Йорке сделали из Финна О'Киффи если не совсем джентльмена, то настоящего денди. Коринна Марканд, опершись на локоть, полулежала в его постели, наблюдая, как он надевал вечерний костюм, чтобы пойти куда-то туда, куда ее с собою не брал, хотя она только что занималась с ним любовью.

Финн продолжал жить у Эйлин Мэлони, потому что снимать квартиру было бы в десять раз дороже, чем платить Эйлин, да кроме того, он пользовался комнатой только для сна. Он сидел в офисе каждый день с шести тридцати утра до позднего вечера, и всегда находилась какая-нибудь хорошенькая актриса с собственной квартирой, которая была счастлива затащить его к себе в постель. Коринна была просто более или менее постоянным развлечением. Ничего серьезного.

Внешность не была для Финна предметом особого тщеславия, но в ту первую неделю в Нью-Йорке он получил суровый урок, когда все смеялись над его дешевым топорным костюмом и целлулоидным воротничком. Теперь он всегда одевался во все самое лучшее и считал, что неизменно вызывает к себе уважение. Швейцары, чья работа когда-то была для него желанной, спешили распахнуть перед ним двери, метрдотели кланялись ему, а хорошенькие женщины восхищенно смотрели ему вслед. И что самое главное, друзья Корнелиуса Джеймса относились к нему если не совсем как к равному – ведь у него, с точки зрения уолстритского истеблишмента, было два недостатка: он был ирландцем и католиком, – то по меньшей мере с отдававшим завистью уважением. Корнелиус доказал своим жене и друзьям, что из свиного уха можно сделать шелковую дамскую сумочку, и невежественный выскочка-ирландец был теперь ловким бизнесменом, чья сообразительность позволила ему удачно провернуть несколько крупных дел.

Коринна лениво зевала. Финн был чрезвычайно энергичным любовником, и ей не нужно было ничего другого, лишь бы прижаться к его жилистому телу и проспать весь вечер. А потом, может быть, после легкого ужина и одного-двух бокалов вина еще немного заняться восхитительной любовью. Однако с Финном все было совсем по-другому: он жил несколькими жизнями и, как она подозревала, у него бывало одновременно по нескольку женщин. Фактически он оставался тайной. Но все же был так красив, что, просто глядя на него, она таяла от желания.

– Вы очень утонченны, мой дорогой, – говорила она, с восхищением глядя на то, как он застегивал пиджак.

Финн накинул на плечи пальто с бархатным воротником и с благодарностью во взгляде улыбнулся Коринне.

– Я еду в оперу, – сказал он, целуя ее спутанные светлые волосы. – И из-за вас опаздываю.

Он обмотал вокруг шеи длинное белое шелковое кашне, коснулся пальцами цилиндра и быстро направился к двери.

Подозвав кеб, Финн вспомнил свой первый день в Нью-Йорке, когда он шел по Уолл-стрит, истекая потом и натирая ноги новыми жесткими ботинками. И все же ни достаточно большие деньги, которые он уже сделал, ни успех, ни прекрасная одежда, которая была на нем, не могли заставить его забыть, какой дешевкой он себя чувствовал, услышав за спиной насмешливое хихиканье. И это было более чем справедливо, говорил он себе, пока кеб вез его в Метрополитен Опера. Он никогда не отделается от этого клейма трущоб. Нищета и невежество были похожи на никогда не заживающую рану, и память о тысяче оскорблений и унижений по-прежнему растравляла его сознание. Делать деньги, много денег, больше, чем можно себе представить, – вот что было единственным занятием, которое в один прекрасный день могло бы залечить эту рану. Но для этого ему нужно было стать богаче отца Лилли.

В опере он был впервые. Итальянская труппа миланского театра Ла Скала, гастролировавшая в Америке, давала «Севильского цирюльника» Россини.

– И вы здесь, мой мальчик, – через толпу к нему подошел Корнелиус Джеймс под руку со своей женой Беатрис, блиставшей бриллиантовой тиарой. Публика на премьере состояла из одних знаменитостей и людей, принадлежавших к высшему обществу, и хотя сам Корнелиус Джеймс не был аристократом, он был знаком с большинством из них.

Он отвел Финна в тихий угол и сказал:

– Мне нужно кое-что сказать вам, дорогой мальчик. Мы с Беатрис говорили об этом и пришли к выводу, что наш эксперимент оказался более чем успешным. Вы стали активом фирмы «Джеймс энд компании» и меньше чем за пять лет превратились из полуграмотного парня в преуспевающего, нашедшего свое место в обществе молодого человека. Мы считаем, что вы заслуживаете вознаграждения. Я приобрел для вас место на Нью-Йоркской фондовой бирже. С завтрашнего дня вы станете членом одного из самых элитных деловых учреждений страны. У меня нет сына, который мог бы наследовать мой бизнес, и поэтому, когда я умру – если вы будете продолжать работать так же энергично – я намерен завещать вам президентское место в фирме «Джеймс энд компании».

Ошеломленный, Финн не отрывал глаз от босса. Он недоверчиво покачал головой и проговорил:

– Сэр, я не достоин такой чести.