– Я помню. И не стал с тобой спорить. Но я сейчас о другом: мы сколько угодно можем сравнивать себя с местными. По любым параметрам. Кроме одного – они такие же, как мы, или только похожи? Потому что тогда мы посчитаем себя выше их и возьмем на себя право решать, кто из них достоин жить, а кто нет. И самым важным вопросом станет предел, через который нельзя перешагнуть. Скажем, сто человек убить можно, а сто одного – уже никак. Впрочем, история учит, что суровая и циничная дама, трусливо прозванная «необходимостью» плюет на любые пределы. Красиво и очень убедительно объясняя потом свои проступки. Знаете, парни, в 1932 году тогдашний аналог ООН – Лига Наций призвала запретить на войне оружие массового поражения, направленное против мирных жителей, а не солдат. Но не прошло и полутора десятков лет, как авиация государств, активнее всего ратовавших за тот запрет, превратила в руины десятки городов, завершив карусель уничтожения атомными ударами. И конечно весь этот ужас имел вполне разумное обоснование: подрыв экономической мощи врага и огромное моральное влияние, что, якобы, и привело к капитуляции, сохранив жизнь миллионам солдат с обеих сторон. Пилот одного из атомных бомбардировщиков через несколько лет покончил с собой. Не смог жить с тремя сотнями тысяч трупов на своей совести. А это двадцатый век, другое мировоззрение, другие нравы – того летчика считали героем, а сейчас бы назвали кровавым убийцей. Как и нас, впрочем, если мы переступим границы разумного.
– А если на нас нападут? Для чего тогда ты приводил расчеты производства зарядов для рельсовой пушки, – тихо сказал Ли.
– Это другое. Мы будем в своем праве: защищайся, иначе погибнешь. В начале века, когда с политкорректностью дело обстояло в полном порядке, общество вполне адекватно воспринимало отстрел террористов. Зуб за зуб – старую добрую месть, равно как и не менее старую самозащиту никто еще не отменял. Но чем такая война закончится, я вам уже объяснил.
Они надолго замолчали. Из открытого иллюминатора доносился тихий шелест волн и негромкий стук газотурбинной установки. Корвет держался в заданном квадрате, подрабатывая машиной на малых оборотах, чтобы не сносило течением. Через три часа должна была подойти группа Дюваля, опекавшая беглого географа.
Наконец Игорь заговорил:
– Вот так, Свен. Более простые решения есть, но они… слишком радикальные. Вроде того же политического террора, а то и биологической войны. Никто на это не пойдет, да и вы все, я думаю, не хотите обзавестись клеймом людей, развязавших геноцид. Так что давайте работать, как умеем, без истерики и рефлексий. Потребуется подставлять – подставим! Сделать из хорошего человека предателя? Пожалуйста! Подкупить? Не вопрос! Потому что иначе у нас всех остается единственный шанс: автоматический разведчик «Гефест». Через восемь лет сигнал с него дойдет до Земли. А еще через четыре года мы узнаем, есть ли у Эпсилон Эридана подходящая планета.