Бремя страстей

—   А кто, твой отец?

—   Нет… вряд ли. Рекса тянуло к Энджи, но я не думаю, что он решился бы на такое. Нет, он не прикасался к ней… никогда. Хотя и хо­тел. Он… у него… были другие женщины.

—   Значит, это действительно ты? Признай­ся, Энджи носила твоего ребенка?— чуть слышно прошептала она, втайне надеясь, что он станет отпираться.

—   Возможно. — Деррик не узнал собствен­ного голоса. — Энджи была напугана. Страш­но напугана. Ребенок… и, словом, что могли подумать. И она ужасно боялась аборта…

Гримаса боли исказила лицо Фелисити, из глаз ее хлынули слезы.

— Так я и знала! — выдохнула она. — Подонок! Мерзкий подонок! Я всю жизнь тер­пела твои измены; ты надругался над моими чувствами— трахался с собственной сес­трой! — Она отшатнулась от него, словно от прокаженного.— Мог бы, по крайней мере, соврать. Обвинить во всем отца! Брига! Кого Угодно!

— Семнадцать лет я только этим и зани­мался, — огрызнулся он.

Он знал, что ему делать. Не обращая вни­мания на ее крики, Деррик повернулся и напра­вился вон из кабинета. У него не оставалось ни малейшего сомнения, что делать. Он лишь на минуту замешкался в поисках патронов, затем открыл шкаф и извлек свое любимое ружье — сколько оленей, молодых и не очень, самцов и самок, завалил он из этого ружья!

—   Нет! — услышал он истошный крик Фе­лисити, которая следовала за ним по пятам и теперь увидела в его руках винчестер.— Не смей!..

—   У меня нет выбора.

—   Не делай этого, Деррик. Я обо всем позабочусь — все наладится! — Она вцепилась в него, словно кошка, но он с легкостью от­швырнул ее в сторону. Она была хитрая, но легкая — это-то и нравилось ему в ней, нрави­лось быть грубым и помыкать ею, и ощущать ее бессилие. Ударившись о стену, она сползла на пол, но тут же поднялась: — Ты не ведаешь, что творишь.

Он загнал патроны в ствол, раздался гром­кий щелчок — это он закрыл казенную часть.

—   Деррик, умоляю тебя, одумайся! — Фе­лисити охватила паника; она взирала на него взглядом затравленного зверя— раньше ему было приятно видеть ее такой, беспомощной, сломленной, потому что в такие моменты он наслаждался своей абсолютной властью над ней, как наслаждался всегда, видя, как кто-то от страха перед ним готов лизать ему пятки.

—   Ты не посмеешь — подумай о девоч­ках. — Фелисити попыталась выхватить у него ружье, но он с таким ожесточением дернул его на себя, что вырвал ей ноготь. Не помня себя от боли, она пронзительно завизжала.

— Мама! — раздался испуганный голос Линии.

Деррик остолбенел.

— Что случилось… папа?.. Нет… не надо!..

—   Солнышко, успокойся, все хорошо, все в порядке,— пробовала увещевать ее Фелиси­ти. За спиной Линии показалась их старшая дочь, так напоминавшая Деррику его покой­ную сестру.

—   Боже! Что здесь происходит?..— Энд­жела осеклась, увидев в руках отца ружье.

—   Ничего страшного— папа немного по­волновался, — лепетала Фелисити, шмыгая но­сом и приглаживая растрепавшиеся волосы.— Ну довольно, Деррик. Ты напугаешь девочек. Спрячь ружье и…

—   Значит, он снова тебя избил,— лицо Энджелы выражало крайнее презрение.— Ты омерзителен.

То же самое твердил он себе тогда, у ручья, когда впервые познал близость со своей сес­трой; когда, окутанный жаром ее тела, даже не обратил внимания, что кто-то притаился за ивовыми кустами: Кэссиди? Уилли? Тогда е му не было до этого дела. Ему хотелось одного— утонуть в теплой влаге этого восхи­тительного тела. Энджи— ее пышная грудь и узкая талия; треугольник темных курчавых волос, которые спускались к сокровенному тайнику, укрытому меж стройных ног; ее прон­зительно голубые глаза, в которых, когда он вошел в нее, отразились все блаженство и весь ужас запретной страсти. Он был грубым, не­уклюжим, а она— как грациозно рассталась она со своей девственностью! Даже теперь, когда ее давно нет в живых, а он стоит на краю пропасти,— даже теперь, вспоминая ее такой, какой узнал у ручья, он чувствовал, как кровь закипает у него в жилах.

Он убеждал себя, что больше этого не пов­торится; что у него просто помутился рассудок от той бутылки бренди, которую он стащил у отца; что он был несчастлив и на душе у него постоянно скребли кошки, оттого что он ви­дел, как умерла его мать, а Энджи так похожа на нее и к тому же так сексуальна! И Деррик был не в силах порвать эту связь, к тому же она ведь сама хотела его, черт возьми, она буквально умоляла его сделать это с ней, сли­зывала его слезы и любила так, как не любила его больше ни одна женщина.

Как он мог предположить, что Энджи так одурачит его, что начнет флиртовать напропа­лую, что будет виснуть на шее у Брига Маккен­зи. О, он прекрасно это помнил. Деррик быст­ро наскучил ей — ей нужна была свежая кровь, и если бы не этот ребенок… Словом, она соби­ралась порвать с ним, как только найдет дру­гого, кого сможет назвать отцом. Порвать с ним! Когда он любил ее всем сердцем. Он не мог позволить ей уйти… не мог. Она принад­лежала ему…