Бремя страстей

Огромные объявления на заборе гласили: «Требуются только квалифицированные рабо­чие» и «Соблюдение правил безопасности — за­лог счастливого будущего». Машины всевоз­можных марок и размеров стояли рядом на асфальте — джипы, грузовики, седаны. Визжа­ли пилы, электрокары с грузом катили в сторо­ну уже уложенных штабелей пиломатериалов, ожидающих отправки.

Кэссиди смотрела, как разъезжаются рабо­чие, более молодые резко срывались с места на своих спортивных автомобилях и мотоциклах, те, кто постарше, группами садились в джипы, закуривали и только потом поворачивали ключ в замке зажигания. Появилась новая сме­на, и Кэссиди заметила пикап, который ис­кала, — старый автомобиль, когда-то бирюзового цвета, а теперь обезображенный следами сварки на крыльях и задней дверце. Машина Чейза Маккензи.

Он вышел из кабины, и сердце Кэссиди забилось с утроенной силой при виде его, так похожего на Брига в месте с тем совсем друго­го. Сказав себе «сейчас или никогда», она по­дождала, пока большая часть рабочих прошла через ворота, затем окликнула его:

— Чейз!

Щурясь от лучей заходящего солнца, он повернулся к ней.

— Да?

— Это я.

Улыбка смягчила суровое выражение его лица.

— Кэссиди, что вы здесь делаете? — спро­сил он удивленно. Потом заметил беспокойст­во в ее глазах, и улыбка медленно растаяла на его губах.— Вы по поводу Энджи, да? И Брига?

— Мне… мне хотелось бы знать, нет ли у вас от него вестей?

Его голубые глаза потемнели.

— У меня нет, а мама, если и знает что, не рассказывает, она не делится ни с кем.

Кэссиди не могла скрыть своего разочаро­вания и поддала ногой кусочек гравия.

— Я… м-м, я знаю, что вы… проявляете к нему интерес…— Она резко вскинула голову, думая, что он дразнит ее, но Чейз был серь­езен. Он помолчал, глядя вдаль, словно взве­шивая свои возможности, и тихо добавил: — Если я услышу что-нибудь, то дам вам знать.

— А ваша мать?

— Лучше спросите у нее сами.— Он пока­чал головой и внезапно показался ей очень усталым и постаревшим.— Впрочем, мать ужасно не любит говорить на эту тему. Она очень плохо переносит всю эту историю.

— Мне очень жаль.

— И мне,— сказал он тихо.— И мне тоже.

Она повернулась, чтобы уйти, но он схва­тил своими сильными, огрубевшими от рабо­ты пальцами ее запястье, словно хотел нащу­пать пульс.

— Послушайте, я знаю, что вам тяжело, и, наверное, не стоит говорить об этом, но я сде­лаю для вас все, что смогу. И… ну, если вам что-нибудь понадобится— я понимаю, это звучит глупо, учитывая ваше положение и мое, но я говорю серьезно,— если вам что-нибудь понадобится, вы можете рассчитывать на ме­ня.— Она перевела дыхание, глядя в его пол­ные тревоги глаза.

— Спасибо. Ничего не надо. Я просто хоте­ла узнать хоть что-нибудь о Бриге.

Тень побежала по лицу Чейза.

— Мое дело предложить,— сказал он рез­ко, отпустив ее и быстро пошел вдоль автомо­бильной стоянки к открытым воротам лесо­пилки, надевая на ходу защитный шлем.

Выросшая в роскошном особняке, постро­енном ее отцом для своей первой жены, Кэс­сиди испытала острое чувство вины за то, что в отличие от нее, не знавшей ни в чем нужды, Бриг и Чейз жили здесь, в этой тесной, убогой конуре.

С бьющимся сердцем Кэссиди припаркова­ла автомобиль своей матери за машиной Сан­ни. Плюшевая кошка смотрела на нее стеклян­ными глазами без всякого выражения, пока Кэссиди прятала ключи от машины в сумочку. Она взяла машину без разрешения, когда Дена и Рекс были в Портленде, так как больше не могла пребывать в состоянии полной неизвест­ности. Всю дорогу она молилась, чтобы ее не остановила полиция — у нее еще не было води­тельских прав. Впрочем, пока ей везло.

Пот выступил у нее на лбу от волнения, и она подождала секунду-другую, пытаясь успокоиться. Откладывать свою миссию надол­го она не могла, времени у нее было в обрез — родители могли вернуться в любую минуту.

Нижняя ступенька дома Маккензи почти совсем сгнила, а ржавая металлическая вывес­ка, которая качалась над дверью, выгорела и проржавела. Да, фургон, служивший домом семье Маккензи и знавший лучшие времена, уже начал ржаветь.

Теперь или никогда, сказала она себе и под­няла руку, чтобы постучать. Однако дверь рас­пахнулась прежде, чем Кэссиди успела кос­нуться ее. Взор Санни был мрачен и суров, глубокие морщины залегли возле ее губ.

— Ты дочь Рекса Бьюкенена.— Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да, и я хотела поговорить с вами, изви­ниться за то, как с вами обошлись в моем доме. Я… я прошу прощения…

Дверь открылась шире.

— Твой отец обвиняет Брига в поджоге и гибели твоей сестры.

— Нет, не он, а шериф и мой брат. — Что она еще могла сказать? Она подняла ясные глаза на пожилую женщину.— Я уверена, что он ни в чем не виноват.

Улыбка мелькнула у Санни на губах.

— Но твой отец… Он обожал свою стар­шую дочь, и теперь у него словно вырвали сердце. Он хочет найти виновного!

— Думаю, да. — Предчувствуя недоброе, Кэссиди со страхом заглянула в темно-карие глаза Санни.

— Входи.