Бремя тела

Разговор явно не клеился. Ксива понимал, что этому способствовало и его не совсем тактичное вторжение, да и сама обстановка к общению никак не располагала. Он думал о том, как мог попасться на такую провокацию со стороны его друга и одногруппника: приехать якобы на дружескую встречу, посиделки, а очутиться… Свиданием он бы явно это не назвал. Да и Ксения, заикнись он о чем-то таком, сразу выставила бы его за дверь.

Заметив, что Ксива отвернулся и рассматривает постеры, которые Надя один поверх другого навешивала на стену, Ксения поднялась и поправила на себе сначала одежду, потом провела рукой по волосам, чтобы убедиться, что выглядит она нормально. При этом Ксения исподтишка разглядывала своего незваного гостя. Конечно, она успела рассмотреть его еще тогда, в троллейбусе, но это было давно, и к тому же Ксения не придала тогда никакого значения этому их столкновению. Ксива был высокий, на голову выше Саши, одет аккуратно: темные шорты, серая футболка с надписью Russia, небольшая сумка через плечо, темные кеды. Короткие носки, выглядывавшие из кед, были ослепительно белыми.

— Может, сходим куда-нибудь? — неожиданно предложил Ксива. — Посидим, поболтаем. Чего здесь-то делать? У вас тут атмосфера какая-то гнетущая. И этот жуткий темный коридор. Если честно, то первый раз побывал в общежитии. Никогда как-то не приходилось. Как ты на это смотришь? Идем? Посидим где-нибудь?

Ксения не стала возражать. В общежитии и в самом деле было скучно, и книги постепенно переставали ее радовать: многие из них она перечитала уже по нескольку раз. Где-нибудь превратилось во вполне конкретное место — кафе-чебуречную на набережной за мостом, недалеко от расселенного дома, огороженного синим металлическим забором. Ксения часто проходила мимо этой чебуречной: на такие заведения она не обращала внимания. Чебуречная была почти пуста. Двое мужчин пили горячий чай из граненых стаканов и о чем-то говорили, как показалось Ксении, на таджикском или узбекском.

«Чего ему от меня нужно?» — размышляла Ксения. Сама с собой она была честна: она согласилась пойти с Ксивой лишь по двум причинам. Во-первых, ей хотелось узнать, что все-таки означало то нарисованное на троллейбусном стекле сердечко. А во-вторых. Она искала нужные слова, чтобы это сформулировать. Во-вторых, ничем подобным она похвастать не могла: в ее девятнадцать у нее не было ни одного свидания, ни даже прогулки с парнем, а тем более посиделок в кафе.

Ксения была девственницей — и не по убеждению, а скорее по образу жизни. Она не боялась в этом признаться самой себе. Что может быть плохого в том, что она бережет себя для большого, настоящего чувства, а не разменивается по мелочам? Разговоры на темы секса и отношений, которые постоянно любила затевать Надя и другие обитатели общежития, были для нее настоящей пыткой. И к тому же каждый раз ее начинало во время таких бесед преследовать черное пятно, которого она страшилась, но усилием воли справлялась с собой. Легкомысленные отношения, флирт и все, что за ним следует, и тем более отношения половые — все это Ксении казалось грязным, отвратительным. В жизни она предпочитала следовать тому, о чем обычно пишут в сказках — ждать своего принца.

Ей было сложно осознать, что живет она не в средних веках и не в закостенелой аристократической атмосфере, а в двадцать первом веке с его довольно разнузданными нравами и поведением. «Время-то идет, а твой принц так и не появляется, — заметила как-то Надя, и это произвело бы на Ксению должное воздействие, если бы тут же она не начала острить. — Вот гляди, тянешь время, а принцев нормальных разберут, останутся только те, которые пьяные в подъездах валяются, или те, что лезут трахаться с первой встречной, или разведенные. Как говорится, выбирай — не хочу».

Ксения хотела было напомнить Наде об истории про дом терпимости, организованный прямо в общежитии двумя этажами ниже, да не стала этого делать — кто знает, на какие темы ее потянет говорить после этого напоминания. Замечания, уговоры, а порой и откровенные насмешки Нади напоминали ей то, о чем ей постоянно твердили мама, старшая сестра и подруги, те, что с ней продолжали общаться после ее отъезда на учебу: будь проще, будь собой, познакомься с парнем, живи в свое удовольствие, влюбляйся, строй отношения, дыши чувствами. Сколько Ксения ни уверяла их в том, что она и так является собой, и без того живет в удовольствие и дышит чувствами, то есть их предвкушением, ничего не помогало, и лекциям, казалось, нет ни конца, ни края.

— Прости, а Ксива это имя? — робко спросила Ксения, когда официантка, полная молодая девушка, сверкая золотыми коронками, поставила перед ними на исцарапанный деревянный столик большой чайник, по бумажной тарелке с лежащим на ней чебуреком и по граненому стеклянному стакану. Ксения уже начала корить себя за то, что не спросила этого раньше, еще по дороге.