Бремя учеников

     Первой жертвой облавы оказался хлипкий понурый мужичонка в черной  поношенной куртке, мятых серых брюках  и  стоптанных,  давно  нечищеных  туфлях. Едва патруль поравнялся с  ним,  спирт  -  индикатор  радостно  застрекотал и плотоядно замигал  своим  единственным  красным  глазом.  Старшина тут же одним профессионально отработанным и мощным  движением  руки ухватил мужика за шиворот, выдернул из очереди и развернул  лицом  к себе.

     - Та-ак, - его оценивающий взгляд скользнул по фигуре  жертвы. - ­­Ты когда принимал в последний раз, родной мой?

     - Товарищ старшина, - мужичонка принялся нервно облизывать  губы,  - я только лекарство пил... Честное слово, только лекарство. Вот...

     Он полез куда-то во внутренний  карман  своей  куртки  и  вытащил  стеклянный флакончик с "Корвалолом":

     - Сердце пошаливает... Врач вот прописал...  Три раза в день...

     - Ну, ты мне только тут не звезди, понял? Больные у нас за пойлом  не стоят. Больные у нас в койках  лежат.  В  окружении,  тля,  любящих  детей и внуков. Или ты без ста грамм с утреца загнешься, а? - старшина  зло сплюнул себе под ноги прямо на асфальт и сказал в висевшую у  него  на нагрудном ремне портативную рацию:

     - Первый, я - седьмой. Коля, высылай фургончик.

     Рация что-то одобрительно крякнула в ответ. Лицо извлеченного  из  очереди мужика сделалось мертвенно белым:

     - Товарищ старшина, я ж не себе... У племяша юбилей.  Десять  лет  свадьбы. Я...

     - Разберемся, - старшина отмахнулся от него,  как  от  назойливой  мухи. - Если не брешешь, отпустим...

     Он щелкнул пальцами и стоявший рядом с  ним  востроносый  сержант  молниеносно вогнал иглу парализатора в  левое  плечо  все  еще  что-то  бормотавшего себе под нос мужика.  Старик  дернулся,  выгнулся  вперед  дугой и, коротко и жалобно всхлипнув, повалился кулем прямо на  мокрый  асфальт. Третий милиционер, тоже с сержантскими нашивками на погонах и  коротким копьем парализатора в руках, брезгливо пнул упавшего в  живот  носком лакированного сапога и озабоченно заметил:

     - Бледноватый он какой-то... Слышь, Федорыч, как бы этот хмырь  и  впрямь не загнулся...

     - Жить захочет - не помрет,  -  жизнерадостно  изрек  старшина  и  громко захохотал, неестественно широко  растянув  губы.  Зубы  у  него  оказались крупные и желтые. - А чтоб не отдал концы, мы ему  для  пары  сейчас боевую подругу подберем! Пусть папашке сопли повытирает!

     Взгляд  старшины  скользнул  вдоль  очереди   и   остановился  на  невзрачной и аккуратной старушке в клетчатом пальтишке и сером  теплом  платке: