К приезду персека Мисоненко сельчан собрали в срочно отремонтированном по такому случаю и протопленном, - чтобы не простудить высокого гостя, - колхозном клубе. Выйдя на трибуну, на которую ради такого торжественного случая впервые за последние десять лет даже водрузили стеклянный графинчик с водой и маленьким стаканчиком на макушке, Петр Николаевич произнес стандартную зажигательную речь о его с товарищами - гоппартийцами непримиримой борьбе с антинародным режимом, ответил на заранее заготовленные и накануне под контролем председателя заученные назубок немногочисленные вопросы слушателей и мирно уселся на свое место в президиуме.
Следующим слово взял сам Митрофан Демьянович Навознюк. Хотя председатель и посверкивал весьма красноречивым и проникновенным взглядом на ставших уже подремывать сельчан и периодически в такт своим словам долбил по трибуне пудовым кулачком, от чего вышеупомянутый графинчик с водой под нежное дребезжание маленького стаканчика совершал героические попытки преодолеть земное тяготение, в целом его выступление отличалось от речи высокого партийного гостя только обилием словесных конструкций типа "значить" и "твою мать", которые председатель ухитрялся вставлять в самых неожиданных местах. Поскольку включение председателя Навознюка в предвыборный список ГОП-партии по просьбе сельчан было уже практически предрешено, на этой жизнеутверждающей ноте партийная тусовка в глухом селе Бутылкино и могла бы благополучно завершиться. Но именно в этот момент у сидящей в животе у агронома Алиенко твари не на шутку разыгрались гормоны, отвечающие за общение с себе подобными.
Нужно сказать, что за несколько месяцев жизни в кишках Федора Григорьевича космическая тварь вполне сносно успела изучить основы человеческого языка. Поэтому при первых же словах уважаемого Петра Николаевича о необходимости отнять, разорвать на части и уничтожить до конца, произнесенных с трибуны в сельском клубе, тварь сразу же интуитивно почувствовала в товарище Мисоненко родственную душу и навострила свои уши.