Вальтер собрал людей, а зачинщик не явился. Его стали искать, забеспокоились. К обеду Вальтер догадался проверить больницы и в самой нищей, на окраине города, куда свозят бездомных и безнадежных, нашел Вилли.
– Его переехала конка. – Вальтер показал на своих ногах, как именно, снова всхлипнул и сердито высморкался. – А они ничего не делают! Я в полицию, а там мне – нет, нечего расследовать, просто споткнулся. Вот… Еще издевались: сами вы виноваты, ночами шляетесь. – Вальтер дернул плечом и допил чай. – Только Вилли не мог споткнуться. Пить он не пил ничуть, верткий был, внимательный. Понимаете? Ну, я тогда к сборщику взносов. Чтобы, значит, свои помогли.
Гюнтер едва заметно дрогнул уголками губ. Он никогда не сомневался: сборщик в «Хофброе» не истратил ни одной монеты из личного кошелька. Любая партия постепенно приучает тех, кто приближен к ресурсам, пользоваться ими относительно свободно, сохраняя некий разумный предел изъятий. После гибели вице-канцлера прошло совсем немного времени, но трезвость сборщика сделалась столь маловероятной, что нет сомнений: кассу он теперь полагает своей и берет сколько пожелает…
– Он отказал.
– Вы сразу поняли, – усмехнулся Вальтер. – Сказал, если бы Вилли в патруле пришибли или, там, на погроме, если бы в полицию по политической причине забрали, тогда – дело. Потом мы все начали кричать… Он испугался, обещал десять талеров на похороны. – Вальтер отложил платок и сказал другим тоном, серьезным, окончательно справившись с собой: – Герр Брим, он ведь живой. Как же можно так: хоронить? Надо что-то делать. Ну, мы растерялись. Вот… Вы же правы кругом, толку от нас мало, мы не врачи и горазды лишь ночами маршировать. Ну и я к вам надумал, мы все, больше-то уже и некуда, вот…
Вальтер снова смотрел снизу вверх, с отчаянием и последней, уже почти угасшей искрой надежды на дне красных от слез глаз. Гюнтер задумался, с огорчением покосился на секретер. Через двое суток дело жизни решится, надо бы просто выгнать мальчишку, это единственное разумное решение. Стоит ли ничтожный крысеныш Вилли траты времени, бесценного именно теперь? Он, Гюнтер Брим, не маг, его сила – в умении планировать и рассчитывать наперед, а пока что расчет неточен. Зато враги сильны и даже не так – непосильны! Да у него и минуты нет!
Вальтер вздохнул, сполз со стула и побрел к двери. Кажется, сам все угадал по лицу: неживое, оно не изменилось ни разу, ни на волос, от спокойного безразличия за все время рассказа.
– Вы все? То есть ты не один сюда явился… – уточнил Гюнтер.
Он неторопливо встал, подошел к окну и глянул вниз, во двор. По спине пробежал электрический ток, дыхание сбилось. Они и впрямь стояли там, внизу, и было их много, и все смотрели на это окно: белые пятна поднятых вверх лиц, едва различимые в колодце двора, наполненного ночью по самые крыши холодных каменных стен. Мальчишки казались утопленниками в этой жидкой водянистой осенней тьме. Голем глядел на них и думал, что эти в городе едва ли не худшие. Вернее всего сравнить их с заточенными шипами на проволоке, именно так однажды сказал вице-канцлер: похвалил, ведь шипы созданы, чтобы причинять боль и ограждать порядок. Оказывается, им и самим еще бывает больно. Но это пройдет. Если никто не заметит и не поможет – собственная боль останется в прошлом… И вера в хорошее, и эта нелепая надежда хоть что-то изменить. Для себя, для крысеныша Вилли и еще бог знает для кого.
– Вальтер, ты видел того южанина, Равшана, что работал в университете?
– Да. За треть оплаты, – зло прищурился мальчишка.
– Он мне как-то сказал… Он всегда говорил странное.
– Он был глупый, знаю.
– Не совсем так. Сказал, что я строю очень квадратный дом с очень ровными стенами. Добротный. Но если однажды кто-то придет и ограбит меня, следует взять одеяло и идти следом. Переселяться…
– Ясное дело, глупость, – буркнул Вальтер, смущаясь и забирая из кучки колотого сахара еще два кусочка, про запас.
– Ты меня ограбил, – усмехнулся Гюнтер.
Мальчишка покраснел и выложил сахар, сперва два куска, а потом и еще три, спрятанные чуть раньше, пока хозяин комнаты глядел в окно. Гюнтер свернул из чистого листка кулек, ссыпал весь сахар и отдал.
– У меня и так нет времени, а ты его воруешь, – сердито отчитал Голем гостя. – Что мне остается? Или выставить тебя, или самому переселяться. У меня дело жизни насмарку вот-вот пойдет…
Гюнтер приготовил любимую сумку, убрал в нее блокнот, несколько карандашей, вечное перо. Достал отложенные на непредвиденные случаи деньги. Оглянулся еще раз и пошел к выходу, сунув Вальтеру новый платок и подталкивая мальчишку в спину.
– Может, он и не дурак, тот чужак-то, вот… – куда веселее отметил «вор», получивший право тащить сумку.
Вальтер бегом ссыпался по лестнице вниз, на первый этаж, открыл и придержал дверь. Гюнтер вышел, оглядел серые, одинаковые в сумерках куртки и серые растерянные лица. Сел на верхнюю ступеньку:
– Начнем, раз я спустился. Вилли в сознании? Что сказал врач?