Бремя удачи

– О, огонь – вода, – опознал стихии Шарль, с новым интересом рассматривая стажера. – Арьянцы не рискуют выращивать столь взрывоопасную смесь, она в большинстве школ под строгим запретом, как и огонь – воздух… Обычно детей с указанными задатками специализируют заранее в более узком коридоре возможностей. Нужна весьма стойкая психика для самостабилизации. – Шарль поморщился, удивляясь своей внезапной говорливости. Неужели он соскучился по общению с магами? Или тщеславие взыграло, роль наставника показалась сладка?.. Джинн усмехнулся, продолжил шептать: – Но вернемся к теме. Первый котловик Ликры, высокая цель. Мальчик, ты не боишься этих… как у вас в сказке? Медных труб славы?

– Меня к вам и отправили в том числе для профилактики самоуверенности, – вздохнул синеглазый. – Так будете учить?

– Скажи, с меня облезла иллюзия? – уточнил Шарль. – Я поутру был кудрявый и сладкоголосый.

– Я ничего такого не наблюдал, мы приземлились, когда вы уже без капли магии лежали.

– Странно… Тогда почему Элен так глядела на меня? – едва слышно удивился Шарль. – Малыш, конечно оставайся. В ремпоезде не скучно.

Синеглазый заулыбался и кивнул.

Шарль принялся изучать роскошные расписные потолки с лепниной и узорными светильниками. Мысли в голове, избавленной от тяжести и боли, копились самые темные и неприятные. Джинн с внешностью Норова был существом куда более опытным и опасным, чем показалось сперва. Он имел два слоя в маске внешности, то есть выстроил для себя сдвоенную сюр-иллюзию. Верхний слой, личина ликрейца, являлся очевидным. Второй – фоновая фиктивная личность франконца, рядового джинна ордена – предназначался для обмана посвященных. Блокиратор магии снял все слои, обнажив настоящее лицо старика, совсем незнакомое и неожиданное, как и звучание пси-кода его личности: сложное и непривычное, обозначающее джинна крайне высокого уровня. Без сомнений, одного из тех, кого именуют диамантами во внутренних документах и переписке ордена. Золотые джинны – они хоть и ценный материал, но по сути и назначению не более чем «оправа» в терминологии того же ордена. Они не знают настоящих целей ордена. Их внешность и сознание, жизнь и силу можно переплавлять, как плавят металлы. Лишь диаманты ордена неизменны, самоценны и уникальны.

Старик, надо полагать, хоть и не входил в венец власти, высший круг ордена, но управлял всеми джиннами, живущими и работающими в пределах Ликры. И он оказался здесь, в глухом, безлюдном уезде, в избушке, забытой и никому не нужной уже много лет. Значит, Рату и ее семья имели немалое значение. Не зря Корш, умный и дальновидный начальник тайной полиции, старается оставить всех в ремпоезде, подальше от столицы. Обеспечить охраной здесь, на севере, откуда украсть людей при наличии в их окружении джинна и опытного поисковика почти невозможно. Шарль снова попробовал найти взглядом своего новоиспеченного ученика. Юноша, уже по природной предрасположенности соединяющий стихии огня и воды, почти не совместимые искусственно и не поддающиеся должному балансу, – идеальный военный маг. Он быстрее прочих, его сложно заблокировать, поскольку сила охотно перетекает и меняет стихию. И не приведи боже увидеть, как это милое синеглазое существо взрывается, выходя из равновесия в свое боевое состояние. Даже теперь, когда он еще не магистр, зрелище должно быть внушительным… А мальчик так фальшиво-скромно глядит в пол, что становится интересно: насколько он не дорос до высокого звания? Надо полагать, на север отправлен очередной любимчик Марка Юнца. И самоуверенности в нем действительно многовато, что в столице вряд ли устранимо.

Дирижабль пошел на снижение, это сделалось очевидно по той тишине, какая установилась во всем помещении. Ветер замер, двигатели смолкли, даже самая малая вибрация прекратилась. Создавая зловещее и гулкое эхо, в длинном коридоре зазвучали шаги, все ближе и ближе.

Соболева, едва ли не богатейшего человека Ликры, Шарль, конечно, знал в лицо. Темные мелкие глазки Льва Карповича сошлись в щели, норовя заточить взгляд и помочь ему пронзить джинна насквозь, надежно нанизать на булавку ледяного презрения.

– Слушай, ты, везучий франконский засранец, – негромко буркнул Соболев, замерев в дверях. – Так и быть, моя семья пока что останется в гнилом, убогом поезде. Я заплачу тебе сто тысяч. Золотых рублей, не вашей мелочи. Понял? Заплачу в том случае, если Рату восстановит рассудок, подточенный годами гнусного чужого внушения. Если моя дочь ни в чем не будет нуждаться. Если обе они по прибытии в столицу сообщат, что тобой, слугой дома Соболевых, довольны. Но вот ежели нет – сгною. Небось знаешь: слово я держу.

– О да, ваше самодурство превосходит даже норов мсье Потапыча, – согласился Шарль, испытывая с трудом поддающуюся контролю брезгливость и к самому Соболеву, и к его угрозам, и к его деньгам. – Вы не упомянули Илью.

– Щенка, прижитого от преступника в униженном беспамятстве? – оскалился Соболев. – А не спаси ты его, я бы дал тебе вдвое больше денег. Этот позор моей Рату, мне…