Бремя власти

Гвинет выглядела немного напуганной и взволнованной, но уже во время разговора с Алиенорой в её глазах начало сквозить ожидание чего-то лучшего. Рич Беркли выдавал её замуж. И не за кого-нибудь, а за Канута, сына и наследника могущественного и богатого графа Хильдеберта Тэлфрина, Великого Северного лорда. Брачный договор уже заключили и детали обговорили. Говорят, сообщила Гвен, что её жениху больше двадцати лет — на целых шесть, а то и семь лет её старше, и он хорош собой. А свадьба — Леа, представляешь? — свадьба состоится не в Хартворде и не в Клейморе, а в Килгерране — самом главном замке Тэлфринов, про который рассказывали, что он роскошнее и больше королевского.

Алиенора слушала её, безучастно сложив руки на коленях. Она уже привыкла воспринимать Сайруса как своего наставника и защитника, а Гвинет была здесь её единственной подружкой, с которой можно не только поболтать ни о чём холодными вечерами, сидя у очага, но и поделиться тайными мыслями. А тут приходится оставаться в этом унылом Марче одной.

— Ну конечно, я рада за тебя, — невесело улыбнувшись, сказала она, — думаю, что тебе где угодно будет лучше, чем здесь.

Гвинет шмыгнула носом и бросилась в объятья к Алиеноре.

А вскоре в Марче выпал снег. Первый в этом году, и необычно рано, к удивлению всех жителей.

— Беда, — застилая Алиеноре постель, хмуро бормотала домоправительница замка Герда, вечно чем-то недовольная женщина лет пятидесяти, всегда в синем чепце и с натруженными руками.

— Нехорошо это, — бурчала она себе под нос. — Чтобы в Жёлтень-месяц снег падал, никогда этого не помним.

— Что ж нехорошего? — рассеянно спрашивала Алиенора, натягивая ночную рубашку и занятая своими мыслями.

— Да беда просто, — говорила Герда, — всё рушится, госпожа. Бабка моя, Гленуэн, да будет ей земля пухом, говаривала, что как маги проклятые порядок нарушили, да купол возвели, всё наперекосяк пошло. Летом — жарко, как никогда, а зимой — холодно. И холоднее становится с каждым разом. Говорила, что весь Мокрень люди в рубахах ходили, да на сеновалах катались. А сейчас уж тулупы одевать пора. А чтоб в начале Жёлтеня, когда только урожай добирают, снег на югах выпадал, этого никто не помнит. Рушится Стена, госпожа, и всё не к добру идёт. И до нас их лапы когтистые первыми доберутся. Рассказывают ведь, что в Застенье мороз лютый, и я так думаю, что это тамошние чудища холод напускают, дорогу себе готовят. Вон что творится, госпожа: народ уж на прииски ходить боится…

Алиенора задумчиво кивнула. Она знала, о чём речь: за последние полмесяца в Марче пропало шесть человек. Нельзя сказать, что исчезновение людей являлось для этого селения чем-то из ряда вон выходящим. Некоторые действительно, наверное, исчезали. Ну что ж, для здешних мест это не удивительно, поговаривали рудокопы. Почти у каждого из них в запасе имелся целый мешок рассказов о красных или сверкающих мёртвым светом синих глазах, которые смотрят на рабочих из черноты заброшенных шахт, и страшном рыке, который раздается на болотах по ночам.

Несмотря на все эти россказни, Алиенора предполагала, что в большинстве случаев в пропаже людей всякие чудища не виновны. Виновны были постоянная сырость, холодное солнце, будто висевшее в тусклой дрожащей дымке, нехватка еды, тяжёлая работа и нередко — издевательства и поборы со стороны наёмников. Рабочие просто сбегали, решив, что такая жизнь не для них. Сбегали одни — приходили другие, привлечённые сказками о несметных сокровищах, спрятанных в развалинах древнего храма, о таинственных бесценных артефактах и прочих вещах. Постоянных жителей в Марче проживало человек триста, а остальные приходили и уходили, что считалось естественным порядком вещей. Но шесть человек за без малого две недели — это всё же слишком.

Каждого из них, за исключением одного, Алиенора хорошо знала. Маклин и Гро были охотниками, более или менее исправно поставлявшими мясо и птицу к графскому столу; Беруин — истопником; в обязанности неразлучных подружек Марты и Этне, девушек лет пятнадцати-шестнадцати, входило собирать на болотах цветы и молодую поросль с тем, чтобы застилать ими холодные каменные полы в замке. Только одного из пропавших, старика Нидда, она встречала очень редко и всегда как-то мимоходом. Хижина Нидда находилась на южной окраине болота милях в двух от замка; там он добывал золу и там же варил мыло для нужд селения; в господский же дом он наведывался редко.