Бремя власти

— Не знаю. — Томас пожал плечами. — И никто из стражников не знает. Шепчутся только, что это вроде как проклятое место. Мы никогда досюда не доезжали, только как сейчас, издали видели. Эдмунд, наверное, знает: он ведь все книжки у Миртена облазил.

Головы повернулись в сторону последнего; Эдмунд с гримасой на лице — непривычка к верховой езде давала себя знать — только еще взбирался на вершину холма.

— Да, знаю, — поморщившись, произнёс он, — это ж самый близкий к Хартворду замок. Про него много чего понаписано. Это всё из-за Стены. С Грэйнстормом, — он мельком взглянул на Бланку, — случилось примерно то же самое, что и с Харлехом. Только вроде бы здесь не было ни тумана, ни теней: говорят, что это просто нападение дхаргов, которые замок и разрушили. Хотя кто знает — может быть, в книгах и не всё написано.

— Я хочу посмотреть, — решительно заявила Бланка. — Там, кстати, можно будет и на отдых остановиться.

Согласно переглянувшись, вся компания начала спускаться с пригорка, взяв курс на развалины.

— У этой крепости, — продолжил Эдмунд, — дурная слава началась задолго до того, как тут дхарги появились. Там множество историй рассказывается, в том числе и про последнего барона Грейнсторма — звали его вроде как Раухинг.

— Ты, похоже, всё у меня знаешь, — улыбнулась Алиенора. — Расскажи…

— Да нет, не всё. Но историю дворянских родов более или менее хорошо себе представляю. Расскажу, дайте только с коня слезть, а то я себе уже мозоли натёр — не представляю, как я оставшуюся дорогу выдержу.

Вблизи замок представлял собой величественное, но безжизненное зрелище. Заросли кустарников и ползучих растений, огромные обвалившиеся куски крепостной стены, окружённые высохшим и уже совсем неглубоким рвом, который друзья преодолели по широкому мосту; из-под копыт лошадей вниз сыпались обломки камней. Крепость не отличалась большими размерами; у всех сохранившихся строений, за редким исключением, не было крыш и деревянных перекрытий; под ногами то и дело шуршали ящерки. Друзья слезли с лошадей и, привязав их к покосившейся каменной балке, принялись неспешно бродить по двору, глазея по сторонам.

— Скучища, — произнёс Гуго, — ничего интересного. Так чем прославился этот барон Раухинг?

— Своей нечеловеческой жестокостью, — сказал Эдмунд. На пару с Томасом помогая обеим девушкам, он пробирался через завалы к донжону. — Я читал, например, что он любил играть в карты.

— Действительно, изувер, — хмыкнул Гуго.

— Подожди… однажды, когда он сидел в подвальном помещении башни со своими собутыльниками, отчего-то погасли факелы, которые освещали залу — может, от порыва ветра, а скорее всего, от небрежности слуг. Так он приказал этих самых слуг приковать к колоннам, облить лампадным маслом и поджечь, а потом под дикие вопли несчастных продолжил игру… Сейчас мы, наверное, эту залу увидим, если её не засыпало.

— Бог ты мой… — пробормотал Томас. — Дикарь какой-то. Знаешь, не особо хочется эту залу искать.

Девушки согласно покачали головами.

— Так это ещё не всё. У него была дочь. Так вот: эта дочь полюбила простолюдина из соседней деревни. Они втайне от отца обвенчались, причём церемонию совершил местный старичок-священник, который почему-то счёл этого молодого человека весьма достойной парой для будущей баронессы. А когда Раухинг узнал об этом, он приказал казнить обоих, точнее, начать приготовления к казни. Священник прибежал к нему и то ли пристыдил, то ли пригрозил карой богов, и заставил Раухинга поклясться, что тот никогда не разлучит влюблённых, обручённых перед алтарём. Барон поклялся, а когда священник ушёл, он приказал их обоих привязать спина к спине, на цепи опустить в один засохший колодец, а отверстие замуровать. Священнику он после этого, посмеиваясь, заявил, что клятву свою не нарушил — он же их не разлучил. А, наверное, через год после этого замок подвергся нападению дхаргов и сам Раухинг погиб при штурме.

— И поделом ему, — фыркнув, сказала Бланка, — экий изверг.

— А другие дети у него были? — спросила Алиенора. — Или он так свою единственную дочку…

— Не помню, — произнёс Эдмунд, — Но, знаешь ли, Леа, — слегка усмехнувшись, он искоса посмотрел на свою сестру, — у него брат родной был. А тот по материнской линии приходится нам каким-то там предком. Он — то ли родной, то ли двоюродный прадед нашей матушки, Фьоры Риэннон.

Алиенора поморщилась.

— Очень мило. Спасибо. А я-то думаю, отчего это я иногда сержусь на кого-то без причины. Вот оно что — наследственность.

Молодые люди весело рассмеялись.

Ворота донжона давно сгнили. По внутренней стене башни на самый верх шла винтовая каменная лестница; деревянные полы и потолки обрушились от старости и, находясь внизу, можно было увидеть кусочек неба над головой.

— А давайте туда поднимемся, — предложил Гуго, — может, оттуда Стену видно. Говорят ведь, она по ту сторону оврага.

— Ну, уж нет, увольте, — в унисон заявили обе девушки.

— А я тоже, пожалуй, слазаю, — сказал Томас.