Бремя власти: Перекрестки истории

Здесь завязывался еще один узел, поднимался еще один вопрос, влиявший на поведение монархов: кто обладает правом судить о поступках царя? Церковные деятели XV–XVII веков видели в том свое «монопольное» право и даже больше – обязанность. Ведь именно они, представители церкви, по всем канонам призваны были «судить и вязать». Однако концепция богоизбранности и наместничества, ими же и разработанная, вела ситуацию в тупик. Московские государи отказались признавать за священством право оценивать и выносить приговор «земным наместникам Христа». Им самим дано такое право, и в то же время обязанность, как ответствовать за себя и за свое царство перед Богом. Утверждение подобного взгляда привело к тому, что к началу Нового времени церковь превратилась в государственное ведомство по духовным делам, а церковнослужители – в чиновников в рясе. «Суверенность» светской власти отразилась и в церемонии венчания, когда Елизавета Петровна впервые сама, без церковного посредничества, возложила на себя имперскую корону. При этом, похоже, сама императрица ориентировалась на отцовский пример. Петр I, во время венчания на царство (далее наступят имперские времена), в силу возраста и сложившейся ситуации не возлагал на себя венец. Больше того, он шествовал с копией (пускай и по смыслу равнозначной) шапки Мономаха, которая украшала пустую голову «старшего царя», болезненного и недалекого Ивана V. Но зато будущая Екатерина I, вторая супруга Петра, получила первую имперскую корону из его рук. [176]В этом смысле Елизавета лишь закончила начатое, самой церемонией подчеркнув то подчиненное к светской власти положение, в котором отныне пребывала церковь.

Но это оказалась пиррова победа. Торжество «царства» над «священством» имело печальные последствия. Вдребезги было разбито одно из немногих прямыхзеркал, в котором самодержец мог увидеть свое истинное отражение. Это уподобление империи «королевству кривых зеркал», где в ходу были лесть и славословие, оборачивалось для монарха утратой чувства реального. Если раньше иерархи по долгу пастыря и положению священства осмеливались возвышать голос и даже осуждать монарха, то теперь глубокое молчание сковывало их уста.

Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.

Эти пушкинские строки – свидетельство того, что лучшие люди в обществе осознавали пагубность подобной ситуации. Правда, в XIX веке на роль советчиков и судей предлагались не священники, а поэты. Но и последних, как известно, не звали. Редкие исключения, как было, к примеру, с Г. Р. Державиным, общей картины не меняли. Да и брали автора оды «Фелица» сановником, а не поэтом, поскольку в те времена сами поэты ценили чин много выше литературного дарования.

Ситуация с «кривыми зеркалами» имеет прямое отношение к нашей теме. Бремя власти утяжелилось необходимостью не терять чувства реальности. Хотя бы ради самосохранения. Ведь не одна династия в мировой истории канула в Лету, подменив мифотворчеством действительность. Чтобы не угодить в подобную ситуацию, российским монархам приходилось учиться выуживать крупицы правды из бумаг и докладов своих министров, давно усвоивших чисто российскую бюрократическую истину – важно не чтодокладывать, а как.

Наставники наследников предупреждали своих царственных учеников об этих особенностях отечественного государствоуправления. Призванные вершить справедливый суд монархи искали способы отличить правду от кривды. Первый из этих способов – уличив во лжи, метать молнии в нерадивых приказных и чиновников, чтобы «иным неповадно было». «От века того не слыхано, чтоб природные холопи государю своему. писали неправды и лгали», – выговаривал царь Алексей Михайлович князю И. И. Лобанову-Ростовскому, как раз уличенному в ложном донесении [61;743]. Окольничий еще дешево отделался: за подобный проступок стольника М. Плещеева Дума приговорила к кнуту и ссылке. Тишайший смягчил приговор. Но как! Велел писать его низшим чином с уничижительной характеристикой: клятвопреступник, ябедник и «бездушник» [47;№ 170]. Последнее определение – не просто эмоциональный всплеск царя. Это целая философия. Человек с благочестивой душой лгать государю не станет. Оттого и «бездушник», которому нет спасения.

Можно привести еще десятки примеров испепеляющего царского и императорского гнева. Однако следует признать, что результаты громоизвержения на протяжении столетий оставались мало результативными. На место прогнанных приходили новые чиновники, продолжавшие играть по неискоренимым правилам системы, одно из которых – приукрашивать и лгать.