Бремя власти: Перекрестки истории

Впрочем, далеко не все были столь смелы в избираемых ролях-амплуа, как царь Иван. Да и сам первый венчанный государь, признававший выше себя лишь Бога [9;292], испытывал, как известно, приступы опустошительного страха. В минуты раскаянья он ясно видел, что совершает ужасные проступки,за которые придется держать ответ перед Богом. Обратная сторона всякой власти – ответственность – томила многих монархов. Они, как никто, знали о тленности и слабости «божьих наместников». И если для интеллектуалов Средневековья и Нового времени столкновение в монархе человека и помазанника Божьего было предметом умозрительных размышлений, то для самих монархов – самой жизнью. Проблема разрешалась по-разному: покаянием, бегством в частную жизнь, слепым преклонением перед монаршим долгом, который, как нить Ариадны, выводил из самых затруднительных нравственных положений. В этих крайних исходах нередко отражались сердечные муки и душевные метания – плата за невыносимую тяжесть власти. Вот рука двадцатилетнего угасающего (жить осталось меньше двух месяцев), не совершившего ни великого, ни ужасного царя Федора Алексеевича с трудом выводит: «Грешный ЦФ» («Грешный Царь Федор») [57;403]. И это тоже плата за власть, даровавшая ему столько надежд и заставляющая его, царя, завидовать доле самого распоследнего уездного служилого человека, которому предстояло жить и стареть, стареть и жить…

Вот признание Александра I, отправлявшего, как он уверял себя и всех, не по своей воле, а под давлением дворян, в ссылку Сперанского: «О! Подлецы. Вот кто окружает нас, несчастных государей» [21;228]. И это тоже плата за власть, беспощадно растоптавшей идеалы молодости и окончательно превратившей его в малодушного и лицемерного монарха.

VI

Средневековое традиционное мировоззрение выдвигало на первый план богоподобность монарха. Народное воображение переводило это сверхъестественное сакральное свойство монарха на понятный низам конкретно-предметный «язык». Во Франции долгое время существовало поверье, что прикосновение королевской руки способно излечить больного, страдающего золотухой. В России – то же ожидание чуда, равнявшего государя со святым, или наличие на теле монарха «царских знаков» (в соответствии с твердым убеждением, что «особость» обязательно должна быть помечена телесно). Эта своеобразная вариация пословицы «Бог шельму метит» давала знать о себе на протяжении нескольких веков, вводя в заблуждение тысячи людей. «Знаки» обыкновенно приравнивали к сакральным или государственным символам: крестам, орлам, коронам.

К ним прибегали многочисленные самозванцы, коих было несметное число в XVII–XVIII и отчасти в XIX веках. Чтобы не создавать удручающего впечатления о вопиющей наивности наших «простецов», заметим, что по аналогичной парадигме действовали самозванцы и в Европе. Так, в конце XVI века, после утраты Португалией независимости, на Пиренеях получила хождение легенда о короле Себастьяне, который должен был вырваться из плена и освободить страну от испанского владычества. На роль Себастьяна претендовало несколько человек (близость Себастьяна и нашего Лжедмитрия не ускользнула от внимания современников, уловивших наступление самозванческой эпохи). Правда, португальцы на «знаки» особо не напирали – зато вычислили точные «антропологические данные», по которым можно будет узнать избавителя: правая (!) кисть больше левой, правая (!) рука длиннее левой и т. д. В ход шла также оттопыренная нижняя губа и большие руки – то были уже всем известные «родовые» отметины Габсбургов, не позволяющие сомневаться в «благородности» происхождения претендента [12;150]. Все эти представления восходят к одному, сложившемуся в глубокой древности архетипу: посвященный должен был внешне выделяться среди остальных. Чаще – силой и богатырским телосложением, реже – известной асимметричностью и «знаками».

Уже упоминалось, что российские самозванцы особенно рьяно эксплуатировали стереотип со «знаками», как важнейшее доказательство их царственного происхождения. В историях с самозванцами признание или непризнание «знаков» подлинными «царскими пятнами» – необходимый этап. Самозванец Кремлев, выдававший себя за Петра III, получил поддержку лишь после того, когда перед ним склонился местный батюшка. Тот, будучи, по-видимому, большим пронырой, объявил, что государя Петра Федоровича «на руках нашивал» и ныне признал его по отметине – «беловатова вида кресту» на ноге [65;39]. На собравшихся слова попа произвели большое впечатление. Во-первых, потому что попу «по священству» не положено лгать. Во-вторых, из-за обнаруженного «царского знака».