Бремя власти: Перекрестки истории

Количество церковных церемоний и шествий с участием Тишайшего впечатляет. В иные годы их число приближалось к цифре 100. Если учесть, что почти все эти церемонии включали многочасовые службы и продолжительные шествия, повергавшие заезжих греков в ужас («… у московитов железные ноги», – жаловались гости с востока). Если к этому добавить еще длительные богомольные походы по монастырям, то невольно возникают вопросы: Когда же Тишайший находил время править? И правил ли?

Правил. Мы уже упоминали о непосредственном участии второго Романова в государственных делах. Но дело не в этом. Некорректна сама постановка вопроса, сформулированная, исходя из представлений Нового времени. Тишайший, как и его предшественники (включая «молитвенника» Федора Ивановича), руководствовался иной логикой и иными ценностями. Для них участие в подобных церемониях было не просто демонстрацией благочестия, а прямоецарское служение, не менее важное, чем охрана границ или справедливый суд.

Замечательно, что в церкви Алексей Михайлович нередко разбирал судебные тяжбы. Первое упоминание о подобных опытах связано с Никоном. Будучи архимандритом Новоспасского монастыря, он получил от Тишайшего право собирать прошения на царское имя. Челобитные обильно потекли в руки Никона, который регулярно, «в пяток», встречал приехавшего царя на пороге своей обители. Разбирал челобитные Алексей Михайлович прямо в храме. Обстановка не смущала его. Напротив, в этом был особый смысл – царский нелицемерный суд, освященный свыше. Не это ли и есть торжество «правды»? В последующем такие занятия вошли у него в привычку и не одна царская грамотка заканчивалась пометой: «Писана сия припис на всенощной у пресвятыя Богородицы честного ее Покрова во время егда воспели первый припев» [52,13–15; 19,237]. Дело дошло до того, что шведский представитель в Москве, явно преувеличивая, отмечал в своих письмах в Стокгольм: «…почти всегда император занимается делами в церкви» [28;189].

Царская манера «работать» в церкви, как и участие Тишайшего в разнообразных религиозных церемониях, вполне укладывается в поведенческую модель праведного государя. Модель, которая наиболее полно отвечала представлениям «простецов» об истинном, богоданном государе. Необходимо однако подчеркнуть, это старательное и вполне успешное следование Алексеем Михайловичем стереотипу сакральности давалось совсем непросто. Имеются ввиду, конечно, не физические нагрузки. Человек глубоко верующий, Тишайший безропотно переносил все предписанные ограничения и тяжести, не позволяя себе никаких послаблений. Но для Алексея Михайловича подобное поведение – не просто вопрос личного спасения. Вся духовная атмосфера в обществе требовала упрочения представлений о священном характере царской власти и ее носителе. Первоначально это было вызвано необходимостью укрепиться на троне – ведь легитимность новой династии многими ставилась под сомнение. Затем, как ответ на нападки старообрядцев, отрицавших святость царя, ярого сторонника и проводника церковных реформ.

Благодаря проповедям отцов раскола процесс сакрализации правящего монарха столкнулся с противоположной тенденцией – его десакрализацией. Появляются иконы с изображением царя и царицы с нимбами, упоминание имени царя во время службы наравне со святыми, – все эти приемы наделения Алексея Михайловича сакральными атрибутами трактовались расколо-учителями как кощунство и вызывали резкий протест. «Жива человека святым не называй», – поучал неугомонный протопоп Аввакум, по своему обыкновению точнее других формулируя ментальные представления русских людей, вошедшие в противоречие с новациями апологетов самодержавной власти. Но на самом деле нимб вписывается в православную традицию – в византийской иконографии он был еще и символом вечной власти, идущей от Бога. Однако Аввакуму уже во всем мерещилось отступничество от «святорусской старины». Логическим завершением противостояния стали призывы раскольников к отказу молиться за царя. Следом за отказом принять новопечатные книги «немоление за царя» привело к драматической осаде Соловецкого монастыря и возведению сторонниками старой веры Алексея Михайловича в ранг «служки» Антихриста. Правительство предпринимало ответные шаги. В государственно-правовой сфере – к их жесточайшему преследованию раскольников, в сфере идеологической – к усилению сакрализации личности царя.