Бремя воина

Вода, окружавшая истребитель, была прозрачной. В рассеянном свете внешних источников, коими являлись фосфоресцирующие колонии нитевидных растений, медленно извивающихся под напором неторопливого придонного течения, было видно, как плавно изгибается, уходя вверх, пологое дно, из которого тут и там вырастали причудливые контуры растений, никогда не видевших солнечный свет, - они были полупрозрачны, и лишь легкие оттенки разных цветов давали этим призракам ощущение объема. Между этими растениями и сквозь колышущиеся колонии нитевидных, фосфоресцирующих водорослей сновали мелкие стайки рыб, за которыми охотились более крупные представители этой подземно-подводной фауны. Глядя, как существо, имевшее в диаметре около полуметра, разевает свой огромный рот, втягивая в него воду вместе с мелкими рыбешками и рачками, Герман вдруг подумал, что они ничегошеньки не знали о Джорге - просто жили на нем, боялись, ненавидели, пытаясь не то сжиться с этой природой, не то уничтожить ее... - ведь Никто из ныне живущих в замке людей никогда и не подозревал, что под переплетениями корней, образующих зыбкую почву сельвы, расположено не болото, не трясина, а мировой океан, и материки Джорга - это не более чем плавающие в нем острова, вставшие на якорь у выступов скальных пород, на одном из которых и был выстроен его родной замок!..

В другое время Герман удивился бы своему открытию, но вряд ли стал ломать себе голову над вопросами планетного рельефа, однако теперь, после всего случившегося, его разум стал воспринимать мир как-то иначе, словно с него содрали все, что было познано и усвоено до сих пор, и Герман взирал на открывшуюся взору реальность с жадностью первооткрывателя... или, быть может, новорожденного?

Познав ужас ненависти, нырнув в ее бездонный, сжигающий разум омут, он вместо смерти обрел новую жизнь, вместе с которой пришла внезапная, непрошеная свобода мысли. Он выжил, проскочив сквозь игольное ушко судьбы, но ведь это случилось явно не затем, чтобы Герман мог вернуться и сказать Омни: "Смотри, вот я, правь мной снова, пошли меня еще раз в ненависть и смерть себе на потеху..."

Нет.

Мир вокруг оказался не так прост и ясен, как этому учила узость рамок служения придуманному Омни Долгу Чести. Живи, ешь, пей, раболепствуй и сражайся, - возможно, тогда ты заслужишь Честь воспроизвести на свет своего клона - еще одного добровольного раба всемогущих и великодушных хозяев...

Было в этом что-то... неправильное?

Герман не удивился в данный момент ни своим мыслям, ни тому, что вообще остался жив, - морщась от боли в треснувших ребрах, он просто сидел, зачарованно глядя на жадный безгубый рот, который открывался, будто воронка, не уставая всасывать в себя проплывающую мимо живность, и медленно начинал понимать: Вселенная совершенно не подчиняется законам Омни. Она живет сама по себе, и все происходящее на поверку оказывается слишком сложным, чтобы кто-то мог прописать единый закон и вынести единоличный вердикт - тебе жить так, а вот тебе - эдак.

О чем там пытался сказать ему Ашанг перед своей гибелью?

Герман покосился на дисплей. Строка последнего сообщения все еще присутствовала на нем.

Мы не должны стать игрушкой их воли, как когда-то стали наши расы, стравленные друг с другом.

Людей и Ашангов стравили? Но кто? Кому это нужно?

Какая дикая, крамольная мысль!

Люди освоили несколько планетных систем и фактически ничего не знали об обитаемой Вселенной, когда Землю посетил корабль Омни, - серокожие существа были в ту пору единственной известной людям галактической расой. Они, по словам Джордана, указали людям на пригодную для жизни планету в системе звезды, которая ранее считалась лишенной спутников и располагалась всего в пятнадцати световых годах от Солнца.

Это был Орион. Проклятый Орион, на котором люди впервые столкнулись с Ашангами.

А что, если и насекомым, чья двойная звезда Форкар-Сиан находилась в стороне от данной системы, тоже указали на одинокую, соблазнительную, но неприметную планету? Какие-нибудь добрые, мудрые попечители, заботящиеся о процветании младших рас и едином законе для всей Вселенной?

У Германа не было готового ответа на внезапно оформившийся вопрос.

Его душа вдруг стала похожа на поверхность Джорга, - вроде бы почва, а не суша, и под ней не камень, а зыбь, слой над слоем, мир над миром...

***

Семь часов спустя после отлета корабля Омни поверхность черной воды вдруг заволновалась, пошла пузырями, потом начала вспухать пологой волной, будто из бездн, расположенных под сельвой, к прощальным предзакатным лучам солнца стремилось вырваться нечто могучее и огромное, - страшно было подумать, что это за левиафан очнулся в гиблых глубинах, пока разорванная поверхность сельвы не заволновалась еще сильнее. Несколько деревьев, не выдержав волнообразного движения почвы, вдруг с треском повалились, увеличивая и без того значительный хаос разрушений, а из-под воды, мутной от попадающих в нее частиц дерна, внезапно показался горбоносый фюзеляж человеческой машины.