Бремя

Атлас растер ноги и поясницу. Он уже забыл, что такое стоять прямо. Он вытянул руки над головой, наслаждаясь хрустом суставов и медленным расслаблением широчайших и трапециевидных, не веривших своему счастью. Он двинулся через небеса, отбрасывая с дороги звезды, словно мелкие камешки. Он шагнул из облаков, как человек выходит из залитой туманом лощины. Он снова был на земле. Он был прекрасен и гармонично сложен. Он снова был в своих пределах. Он осмотрелся в поисках своего сада и нашел его.

Когда Атлас толкнул тяжелую, покоробившуюся деревянную дверь, его хорошее настроение улетучилось. То, с чем не справилось время, довершили Геракл и Ладон. Земля была сожжена и запятнана огненным ядом дракона. Там, где Геракл перебирался через стену, кладка частично обрушилась. Теплицы, шпалеры, столбики и проволочки, привязывавшие к стене абрикосовые деревца, были поломаны и перекручены. Что еще оставалось из плодов, было потоптано и пожрано насекомыми и птицами. Добрый чернозем, который он заботливо рыхлил и вскапывал, зарос спутанной травой. У сарая прохудилась крыша.

Сад являл собою символ постигших Атласа потерь. Он лишился всего, что было для него важно, – своих дочерей, душевного мира и покоя, своих мыслей, своей свободы и гордости. В ярости он схватил ржавый серп, почистил его о кожаный пояс, заострил о камень и принялся срезать бессовестно разросшуюся траву.

К вечеру скопилась огромная куча сорняков и сухих веток. Атлас сложил их в виде погребального костра. Языки пламени лизнули небо; даже Геракл почувствовал жар на шее и задумался, чем это там занят Атлас. Густой дым оскорблял богов, которые прекрасно знали, что это не жертвоприношение, и потому сам Зевс решил вмешаться. Он сошел в сад инкогнито в виде простого старика с натруженными руками, одетого в ослиную шкуру.