Брешь

Трэвис почувствовал, как вздрогнуло ее тело. Он открыл глаза и увидел меньше чем в дюйме от себя ее испуганный взгляд. Ну вот, сейчас все и кончится. Она оттолкнет его, вырвется, а спустя несколько секунд пулеметная очередь с вертолета оборвет обе их жизни.

Но в тот же миг глаза ее изменились, наполнились пониманием. Она прижалась к нему, подняла здоровую руку и запустила пальцы ему в волосы. И поцелуй сейчас был самым что ни на есть настоящим: ее губы, влажные, жаркие, заставили Трэвиса на мгновение забыть обо всем прочем. Все куда-то исчезло, и рев двигателей, и ветер: не осталось ничего, кроме нее и ее поцелуя, столь же отчаянного, как потребность в дыхании. В тот миг неважным казалось даже то, что это притворство.

Потом до него дошло, что им стоило бы помахать вертолету. Как поступила бы почти любая парочка, но тут тональность работы двигателя изменилась, и вертолет, набирая скорость, начал уходить прочь.

Пэйдж не прерывала поцелуй еще секунд десять, пока геликоптер не отлетел на достаточное расстояние, и лишь тогда отстранилась. Они смотрели друг другу в глаза, разделенные всего шестью дюймами.

— Соображаешь, — произнесла она шепотом, поскольку на большее у нее не было сил.

Он кивнул, неожиданно осознав, что ему трудно говорить.

Она повернулась посмотреть вслед вертолету, но это движение породило такую волну боли, что у нее перехватило дыхание. Ее больная рука прижалась к нему, но лишь слегка, так, что он едва это почувствовал.

Совладав с собой, Пэйдж медленно подняла руку, вытянула ее, присмотрелась к венам, вздувшимся на предплечье более чем в футе от воспаленной раны, и Трэвис впервые с того момента, как они повстречались, увидел в ее глазах страх.

— Далеко отсюда до города? — спросила она.

— Всего пара часов, — соврал он. — Закройте глаза, а снова откроете уже там.

В какой-то затянувшийся момент ему казалось, что Пэйдж так и сделает: она подалась к нему, коснувшись лбом его щеки. Он уже собрался встать и идти, когда она заговорила.

— Запомните как следует. От того места, где меня пытали, в направлении, противоположном месту крушения, пройти пятьдесят шагов. Там дерево, самое большое поблизости. Не ошибетесь. «Шепот» зарыт по другую его сторону, на глубине двух футов. Я присыпала то место хвоей, чтобы не было видно, что там рыли яму.

— Мне это незачем знать, — заявил Трэвис, — доложите об этом сами.

Он помолчал, ожидая ответа, но его не последовало.

Ее дыхание, обдававшее теплом его шею, сделалось медленным и равномерным.

Стих II Октябрьская ночь 1992 года

Сквозь тонкие занавески на окне гостиной Трэвис видит, что был близок к истине: они сидели обнявшись, правда, не на кушетке, а на одном из больших раскладных кресел.

Он стучится и видит, как мужчина оборачивается на звук. Спустя момент тот проходит с другой стороны к двери, и Трэвис сквозь маленькое окошечко в ней видит его глаза. Они красные от слез. Позади него в столовой стол завален цветами и траурными карточками.

Мужчина открывает дверь, даже не взглянув, кто за ней. Он ожидает кого-то другого, кого угодно, и, когда оказывается лицом к лицу с Трэвисом, его передергивает. Его глаза сужены, из левого глаза вытекает слеза.

Глядя ему в глаза, Трэвис ожидает, что сейчас этот человек повернется, пройдет в другую комнату, возьмет дробовик и откроет огонь. В этом случае Трэвис не побежит: он знает, что заслуживает такого за то горе, которое причинил этим людям.

Но отец Эмили Прайс не поворачивается. Из глубины дома слышен голос ее матери, она спрашивает, кто пришел. Голос слабый, охрипший от рыданий.

Ответа она не получает.

— Что вам угодно, детектив? — спрашивает мистер Прайс, глядя Трэвису в глаза.

В его словах звучит презрение. Как знает Трэвис, тоже заслуженное.

— Что вам сказали в полиции? — спрашивает он.

Взгляд мужчины каменеет.

— Идите поинтересуйтесь у них сами. Они ведь вам верят, не так ли? — Трэвис молчит. Он ждет ответа. — Они не собираются никому предъявлять обвинение, — со злобой, мукой и отчаянием произносит наконец мистер Прайс.

— Почему?

— Нет доказательств. Они не нашли даже ее тело. Даже машину. Но там было столько… — у него перехватывает дыхание, и на миг кажется, что он уже не сможет говорить, — …столько крови. Ее крови. Слишком много, чтобы после такой кровопотери девушка ее габаритов могла выж…

Он не договаривает и опускает глаза. Его нижняя губа подрагивает.

— Она ничего им не сделала, — продолжает мистер Прайс дрожащим голосом. — Это все вы. С вас все началось.

Трэвис кивает. Подступает ближе и тихо говорит:

— Мной все и закончится.

Мистер Прайс смотрит на него.

— Меня сегодня здесь не было, — говорит Трэвис. — Вы с этим согласны, мистер Прайс?