– Опоздали, господин фельдфебель, опоздали! – закричал вдруг шофер, указывая куда-то вперед и вбок. «Тетушка Ю», как называли Ju-52 немецкие солдаты, с хорошо различимыми крестом на молочно белеющем борту уже оторвалась от земли и через мгновение бесследно растворилась в ночном мраке. Красные огоньки на взлетке тут же погасли.
«Старый дурак! Собственноручно завез товарищей в ловушку!» – мелькнуло в голове старшины. В висках сразу же застучало. Еще немного, и Крутицын впал бы в отчаяние, но в этот момент он вдруг заметил черный силуэт какого-то транспортника, неспешно выруливающего на взлетную полосу метрах в ста от грузовика. Вдоль полосы снова вспыхнули красные огоньки.
– Вообще-то, по инструкции надо сдать раненых аэродромной санитарной службе, – тем временем продолжал кричать испуганный шофер. – Они потом займутся их погрузкой на другой самолет! Их палатка в самом начале аэродрома. Разрешите вернуться, господин фельд… Кх!..
Немец едва не захлебнулся окончанием слова «фельдфебель», когда перед его носом вдруг возник указывающий на транспортный самолет перст. Командный голос гаркнул в ухо:
– К черту санитарную службу! К черту палатку! Перегораживай ему дорогу!.. Скорее!
Шофер повиновался беспрекословно. В этом странном фельдфебеле было что-то пугающее. Да и пистолет, внезапно оказавшийся у того в руке, отбивал всякую охоту к возражениям.
Заскрипели тормоза, жалобно хрустнуло в коробке передач, и вот уже подпрыгивающий на ухабах (как проклинали в этот момент шофера все находящиеся в кузове!) грузовик помчался наперерез самолету.
Летчикам каким-то чудом удалось остановить свою рокочущую трехмоторную махину перед внезапно перегородившим взлетную полосу грузовиком. Увидев стремительно надвигающуюся на него смерть, шофер вскрикнул и, бросив руль, закрылся руками. Крутицыну буквально за шкирку пришлось вытаскивать его из кабины.
Словно поперхнувшись, разом прервали свой грозный рокот окольцованные желтым моторы, и из едва различимых безумствующих перед ними кругов вдруг возникли и стали замедлять свой бег винты. В фюзеляже тем временем распахнулась дверца, и в скупо освещенном изнутри проеме мелькнуло перекошенное яростью лицо. Но его обладатель (им оказался бортрадист) так ничего и не успел сказать, кроме отчаянного крика: «А-аа!», будучи грубо выдернутым наружу.
– Вы никуда не улетите, пока не погрузите моих раненых! – заорал прямо в открытый рот немца старшина. – Санитары! Начинайте погрузку!..
Увидев в руках Крутицына пистолет, бортрадист сразу все понял. Нет, мысли о том, что перед ним русский разведчик, у него в тот момент не возникло. Он просто подумал, что контуженый, «слетевший с катушек» фельдебель во что бы то ни стало хочет доставить в тыловой госпиталь своих раненых солдат. Спорить с таким – себе дороже: проще выполнить все его указания, тем более что летчики летели назад порожняком, не считая нескольких мешков с полевой почтой, а потом пускай им занимается военная полиция. То, что фельдфебеля в конце их полета ждет или штрафбат или психушка, он даже не сомневался, и эта мысль несколько успокоила и даже развеселила радиста.
– Без проблем, солдат, – ответил он, мягко высвобождаясь из цепких крутицынских рук, и даже на пару с шофером принял деятельное участие в переноске раненых, только под самый конец погрузки вдруг с удивлением обнаружив, что из его кобуры пропал пистолет.
Следом за санитарами выбрался из машины и направился к самолету Чибисов. Ему помогли подняться на борт. Еще в кузове, услышав гул авиационных двигателей, он понял, что замыслил старшина. «Авантюрист, как всегда авантюрист!» – подумал Федор, неожиданно для самого себя испытывая чувство необъяснимого восторга.
Санитары работали споро, быстро метаясь с носилками от машины и обратно к самолету, не обращая внимания на стоны измотанных дорогой раненых. Спеленутого штабиста и русского полковника погрузили одними из первых. Тревожно озирающийся по сторонам и готовый в любую минуту открыть огонь Брестский пока оставался у грузовика.
А Крутицын тем временем уже ворвался в кабину, где привставшие было со своих мест летчики удивленно захлопали глазами на наведеный на них пистолет. В кабине было включено верхнее освещение, и старшина хорошо видел лица пилотов. За их спинами на приборной панели мигали десятки зеленых и красных лампочек, мягко светились круглые циферблаты с дрожащими внутри стрелками. Явственно слышался встревоженный, вопрошающий голос диспетчера – в руках у одного из немцев старшина заметил наушники.
– Немедленно передайте своим, – обратился Крутицын к пилоту с наушниками, – что какой-то безумный фельдфебель требует погрузить его раненых бойцов для отправки в тыл и грозится взорвать гранатой самолет и себя, если вы откажетесь выполнить его требования.
Лицо летчика пошло пятнами, он издал горлом какой-то клокочущий звук, но, натолкнувшись на стальной, не сулящий ничего хорошего взгляд васильковых глаз странного фельдфебеля, поспешил выполнить требуемое.