Брестский квартет

– Проклятье! – наконец произносит командарм глухим полным едва сдерживаемого гнева голосом. – За неполную неделю немцы уже пожгли целый танковый полк и два эшелона с пополнением. И это накануне начала операции!

– Чтобы действовать так стремительно и нагло, надо иметь аэродром в горах, – тихо замечает начальник штаба и косится в сторону начальника армейской разведки.

– По данным аэрофотосъемки, здесь у немцев поблизости нет аэродромов, тем более в горах, – тут же отзывается тот и, опуская глаза под сверлящим взглядом командарма, продолжает: – Но создается ощущение, что именно там он и располагается.

– Ощущения… Я что, в штабе фронта про ощущения буду говорить? – недовольно бурчит командарм. Тяжело опираясь на покалеченную ногу, он, раскачиваясь, ходит вокруг большого ящика с песком, на котором изображен рельеф лежащей впереди местности, словно там кроется ответ на волнующий сейчас всех вопрос: откуда взялись и куда делись немецкие бомбардировщики? Флажками отмечены расположения огневых точек противника, но никаких данных об аэродроме. Но это просто немыслимо: какой аэродром в горах?..

– Значит, будем искать, – заключает генерал, давая понять, что разговор окончен.

Но напрасно день за днем, ежеминутно рискуя быть сбитыми вражескими зенитками, кружили над Карпатами воздушные разведчики – никаких признаков военного аэродрома в горах они не обнаружили.

Наземной разведке тоже не везло. Пойманные «языки», среди которых были и офицеры, в один голос утверждали, что ничего не слышали о горном аэродроме, а две заброшенные в район его предполагаемого месторасположения группы и вовсе не вернулись с задания.

Одна из них принадлежала дивизии генерала Андреева. Именно на их участке объявились эти неуловимые немецкие бомбардировщики, и найти аэродром представлялось Андрееву делом чести.

С этого он и начал разговор, когда в очередной раз вызвал к себе командира разведроты дивизии капитана Чибисова. Разговор был недолгим. Чибисов сам попросился возглавить новую группу и взять с собой только проверенных бойцов – свой «Брестский квартет».

– А что, вас опять четверо? – с улыбкой спросил Андреев. – Кого-то еще все-таки решились принять в свое знаменитое трио?

– Никак нет, товарищ полковник, нашелся старый товарищ – Соловец. Помните того морячка, что пристал к нам в Бресте? Жизнь мне тогда спас – немца подсвечником завалил…

И радостно поблескивая глазами, Чибисов рассказал, как около месяца назад шел вдоль строя очередной маршевой роты (по давно заведенной традиции разведчики первыми отбирали себе бойцов) и вдруг с криком: «Товарищ капитан!» к нему выскочил маленький, до боли знакомый лопоухий солдатик – только бы бескозырку вместо пилотки да усы сбрить.

– Соловец? Морячок, говоришь… Ах да, что-то припоминаю. И как он? – сощурился Андреев.

– Был в плену, партизанил… После ранения направлен к нам на Второй Украинский. Сразу же взял его к себе.

– А парень-то надежный? В плену, говоришь, был?

– Обижаете, товарищ полковник. Он свою вину кровью смыл, в штрафной роте, – Чибисов так и подскочил на стуле. – Да и вообще, я этим троим как самому себе!..

– Ну не горячись, не горячись. Тебе – верю! Квартет, так квартет. Сроку вам – две недели. На подготовку – пять дней. Больше, пойми, не могу. Времени и так в обрез. Горного инструктора вам тоже пришлю. Так что действуй, капитан.

Чибисов козырнул и направился к выходу.

– И вот еще что… – уже на пороге остановил его Андреев. – Ты там особенно не геройствуй. Ваша задача – обнаружить аэродром и сообщить его координаты. И все. А дальше уже наши бомберы поработают.

Про геройство Андреев говорил не случайно. В декабре сорок третьего разведгруппа капитана Чибисова захватила в плен группу немцев. У одного из захваченных нашли альбом с фотографиями. Таких альбомов разведчики повидали за свой фронтовой век немало: счастливые фрау на залитых солнцем лужайках; улыбчивые немецкие солдаты на фоне какой-нибудь европейской достопримечательности; первые дни вторжения с трупами красноармейцев, разбитой техникой и оборванными детьми с немецкими шоколадками в руках; первая зима и похороны погибших товарищей – бесстрастная фиксация страшного исходящего кровью времени. Но один из снимков – на нем была запечатлена группа пленных советских женщин, – внезапно привлек внимание бегло просматривающего альбом Чибисова. Всегда спокойный и выдержанный, он вдруг затрясся нервной дрожью, неожиданно для всех подскочил и мертвой хваткой вцепился в хозяина фотографий.

– Откуда у тебя это фото?! Откуда? – закричал капитан и так рванул немца за воротник тоненькой долгополой шинельки, что полетели прочь с мясом выдранные пуговицы, но офицер только хрипел и полуобморочно закатывал глаза – он был ранен в плечо и едва что-либо соображал от боли и страха. Разведчики едва оттащили своего командира…

Потом, на допросе, немец сказал, что снимок сделан в первый день войны в Брестской крепости, и что на нем – жены комсостава и медсестры. Немцы, штурмуя казармы, пытались использовать их в качестве живого щита, а потом расстреляли. Всех.