Брестский квартет

Странно все это. Чибисову казалось, что он наяву видит какой-то невероятный сон. А если наверху засада? И откуда вообще взялся этот малец — судя по наряду, местный горец. Но другого выхода похоже нет: оставаться — стопроцентно погибнуть. Кто его знает, возможно, судьба дает им еще один шанс.

— Слушай мой приказ: лезем наверх. Я иду первым, — решился наконец капитан. — Если все в порядке, подам знак: несколько раз дерну за веревку.

Сказал и, покосившись на испуганного паренька, вдруг подумал, что это лишнее.

Скала, еще днем показавшаяся Чибисову огромной, теперь и вовсе стала для него бесконечной. Вверху мрак, внизу мрак, лишь у самой кромки неприветливо темнеющего около скалы леса, образуя едва видимую дугу, чуть дрожал подсвеченный огнем воздух, — то жгли костры, спасаясь от ночного холода, укрывшиеся за буреломом и за разбросанными по опушке валунами немцы. А у Чибисова, несмотря на зверский холод, от напряжения взмокла спина и градом катился по лицу пот.

Как ни старался лезть аккуратно, несколько раз под ногами предательски обваливались камни, и пока они падали, задевая невидимые во мраке выступы, Федор с ужасом, замерев где-то между небом и землей, ожидал, что сейчас начнут пускать в небо осветительные ракеты встревоженные шумом немцы. Но обошлось.

Вскоре он уже различал край скалы и над ним какое-то темное пятно. Пятно шевельнулось, и Чибисов понял, что это чья то голова. И хотя, болтаясь над тридцатиметровой пропастью, было уже поздновато опасаться подвоха, капитан на всякий случай расстегнул кобуру пистолета.

Его движение не осталось незамеченным. Голова настороженно дернулась, над скалой вдруг четко обозначились плечи и хрипловатый голос негромко произнес по-русски:

— Не бойтесь, я — друг…

Словно в подтверждение своих слов незнакомец протянул Чибисову руку. Капитану ничего не оставалось, как ухватиться за нее, и через мгновение он уже был на скале рядом с неизвестным, судя по одежде, местным жителем. На вид ему было далеко за сорок, и несмотря на худобу и невысокий рост (Чибисов оказался выше горца почти на полголовы), силой явно не обделен. Разведчика он втащил буквально на раз, и у капитана до сих пор ныла кисть после его стального хвата. Из-под кустистых бровей внимательно и, как показалось Чибисову, мрачно смотрели поблескивающие во мраке глаза.

— Не бойтесь, — повторил незнакомец. — Скорее надо поднимать остальных, пока не пронюхали немцы.

Чибисов с удивлением отметил, что незнакомец, хотя и неправильно ставит ударения в некоторых словах, говорит по-русски довольно хорошо. Горец кивнул в сторону пропасти:

— Как там мой сын?

— Сын?!.. С ним все в порядке.

Чибисов, вспомнив, что обещал подать знак, бросился к веревке.

Вдвоем они быстро вытянули на скалу Брестского. Следующим был сын горца. Он уже не казался таким испуганным и даже, кажется, немного повеселел. Во всяком случае, паренек благодарно улыбнулся помогавшему ему выбраться наверх Чибисову. Последним перевалил через край Крутицын. Подъем измотал старшину. Тяжело дыша, он несколько минут просто лежал на краю, переводя дух.

— Все? — спросил горец.

Чибисов молча кивнул и тут же вспомнил о Соловце. Тьма скрыла мгновенно помрачневшее лицо капитана.

Горец тем временем отдал какое-то распоряжение сыну, и когда тот стал споро сворачивать веревку, снова повернулся к разведчикам:

— Идемте, тут недалеко мой дом. — Заметив, как переглянулись русские, быстро добавил: — Не бойтесь, к немцам не приведу. Да и стал бы я вас спасать тогда…

8

У пастуха Трофима Думитру было два сына. Старшему Василю в тот год минуло пятнадцать. Это был крепкий смышленый юноша, надежный помощник отцу и матери. А вот с другим, двенадцатилетним Петро, пастуху не повезло: какой-то замороженный он был, неживой будто.

Странность эту родители заметили за сыном годам к двум. Его ровесники уже вовсю бегали по селу и первые слова лепетали, а он, как лежал в люльке, так и продолжал лежать. Сильно за что-то, видать, прогневалась на их семью Царица небесная. Только через зиму, Петро стал сам вставать на ножки, но дальше двора никуда не ходил, а просиживал целые дни, уперевшись спиной в стену дома и неподвижно глядя в одну точку перед собой, словно пытаясь что-то вспомнить.

«Дурачок», — говорили про него односельчане: кто с сочувствием, а кто и с насмешкой. Но, глядя в темно-карие, печальные глаза сына, отец отказывался верить в это.

Продав часть овец, Трофим повез Петро в город к нужным врачам. Местные эскулапы говорили что-то про нарушение нервно-мозговой деятельности, сыпали другими малопонятными научными словами, заглядывали мальчику в рот, слушали дыхание и били его по коленям маленькими резиновыми молоточками, но ничего определенного сказать не могли и только сокрушенно разводили руками. Хотя, видимо, чтобы не расписываться в полном своем бессилии, они все-таки давали какие-то порошки и микстуры. Трофим благодарно кивал, оплачивал осмотр и лекарства и все больше терял надежду на выздоровление сына. Оставалось лишь одно: молиться Божьей Матери и ждать чуда.