Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Как развивались бы события, если бы заправилы российской буржуазии и их политическая обслуга оказались не столь близорукими и выборы в Учредительное собрание состоялись в первоначально назначенный день? Вряд ли, учитывая разруху на транспорте и трудности с подсчётом голосов в отдалённых местностях, Учредительное собрание удалось бы созвать точно в срок. Скорее всего, оно собралось бы не раньше октября. Но в любом случае — до Октябрьского переворота. Самого Октябрьского переворота, скорее всего, не произошло бы. Вера в возможность Учредительного собрания дать стране справедливое устройство была в это время ещё сильна во многих слоях общества. Успех большевиков в октябре 1917 г. во многом объяснялся тем, что они позиционировали себя как гарантов Учредительного собрания, а Временное правительство сумели представить как фактор, угрожающий суверенитету Учредительного собрания. Учитывая техническую неготовность большевиков к захвату власти, наиболее вероятно, что до открытия Учредительного собрания, назначенного на октябрь, они не успели бы предпринять никаких активных действий. Инициатива оставалась бы у их политических оппонентов.

Каким бы ни получился расклад сил в Учредительном собрании, очевидно, что его политическая физиономия окончательно выявилась бы не сразу. Если бы Учредительное собрание оказалось неспособно обеспечить некий общенациональный консенсус, то всё равно обязано было пройти какое-то время, чтобы эта неспособность обозначилась достаточно ясно. Как минимум — месяц-другой. Вооружённое восстание — теперь уже не против Временного правительства, а против Учредительного собрания — встало бы на повестку дня большевистской партии не раньше ноября — декабря 1917 г. Какой тогда была бы политическая обстановка — точно сказать невозможно. Ясно одно, что более ранний созыв Учредительного собрания дал бы противникам большевиков как из либерального, так и из «умеренно»-социалистического лагерей реальный выигрыш во времени. Сумели бы они его с толком использовать — на этот вопрос мы, конечно, ответить не можем.

Когда после путча Корнилова «мелкобуржуазные демократы» временно остались у власти в одиночку, все их усилия были направлены к тому, чтобы восстановить политический альянс с крупной буржуазией при доминировании последней. На практике это выразилось в очередной, третьей по счёту, правительственной коалиции с либералами. Керенскому и другим «модераторам» из лагеря «мелкобуржуазной демократии» представлялось, что такой союз гарантирует от экстремистских поползновений справа, которых «умеренные» социалисты опасались сильнее, чем прихода большевиков к власти. Сильнее, ибо им казалось, что претензии правых на власть реальнее и основательнее, чем у большевиков.

Непосредственно перед Октябрьским переворотом эсеры и меньшевики (кроме левых групп этих партий) в преддверии неизбежного решительного столкновения левой «революционной демократии», возглавляемой большевиками, с либеральной буржуазией, полностью перешли на позиции последней. «Умеренные» социалисты заранее принимали все меры, чтобы очутиться в лагере победителей. В том, что победителями окажутся либералы и стоящая за ними крупная буржуазия, они не сомневались. Любой реверанс в пользу большевиков казался им провокацией, за которой в отношении «умеренных» последуют санкции со стороны победившей буржуазии. Их позиция совершенно открыто объяснялась необходимостью уберечь от разгрома «революционную демократию» в случае неизбежного краха большевиков. Как показали события, это был грубейший промах.

«Умеренные» социалисты уходят с авансцены

Конкретно позиция правых эсеров и меньшевиков выразилась в их тактике на 2-м Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов — том самом, где большевики объявили о свержении Временного правительства и переходе государственной власти к Советам. Съезд открылся поздно вечером 25 октября. К этому моменту контроль над Петроградом, кроме небольшого пятачка Зимнего дворца и Дворцовой площади, принадлежал уже Военно-революционному комитету (ВРК) Петросовета.

Из 670 делегатов съезда, зарегистрированных к моменту его открытия, большевиков было 300, то есть меньше половины! 193 делегата были эсерами, причём левые эсеры (в тот момент — тактические союзники большевиков по захвату власти), по приблизительным подсчётам, составляли лишь немногим более половины этого числа. 68 делегатов принадлежали к меньшевикам. 14 — к меньшевикам-интернационалистам, выступавшим, как и большевики, за низложение Временного правительства, но несогласным с тактикой большевиков. Остальные 95 не входили ни в одну из крупных партий.