Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Советская власть довела до закономерного абсурда либеральный эксперимент, начатый над Русской армией после Февраля. Издав 16 (29) декабря 1917 г. два декрета — «Об уравнении в правах всех военнослужащих» и «О выборном начале и об организации власти в армию» — коалиционный Совнарком упразднил последние остатки дисциплины и субординации в армии. Советская власть, действуя но ницшеанскому принципу «падающего — толкни!», уничтожала прежние ветхие институты государственности, расчищая место для строительства новых.

В плане качества человеческого материала антисоветское движение первоначально находилось в лучшем положении, чем его противник. Создание добровольческих частей для будущей Гражданской войны на стороне элиты (под видом «ударных батальонов», офицерских отрядов и т.д.) началось ещё до Октябрьского переворота. На Добровольческую армию, по признанию самого Деникина, «печать классового отбора легла… прочно»[208]. Этим объясняется, почему во время своего «Ледяного похода» в феврале — апреле 1918 г. Добровольческая армия, многократно уступавшая силам противника, прошла сквозь них как нож сквозь масло. Этому качественному отбору, производимому на идейной основе, большевики противопоставили свой.

15 (28) января 1918 г. декретом Совнаркома было объявлено о создании Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА). В её основу первоначально был положен принцип идейного добровольчества. Как позднее для вступления в коммунистическую партию надо было иметь рекомендацию двух коммунистов, будущий красноармеец должен был иметь ручательство не менее двух членов советских партий или других демократических организаций трудящихся. Допускалось коллективное вступление в РККА воинских частей и экипажей старых армии и флота на основе единогласного решения и круговой поруки. Период добровольчества в Красной Армии удержался недолго. Как и их противники, большевики с началом масштабной Гражданской войны были вынуждены перейти на мобилизационный принцип комплектования вооружённых сил.

РККА создавалась именно для революционной войны, которая не обязательно должна была быть только войной гражданской. Нефтепромышленник Лианозов говорил ещё 2 (15) октября 1917 г. иностранному корреспонденту: «Революция — это болезнь. Раньше или позже иностранным державам придётся вмешаться в наши дела… Все нации должны понять, насколько для их собственных стран опасны большевизм и такие заразительные идеи, как «пролетарская диктатура» и «мировая социальная революция»»[209]. Поэтому Красная Армия была вынуждена готовиться к отпору не только контрреволюции, но и интервенции, призываемой свергнутыми классами.

Никто в тот момент не мог поручиться, что германские милитаристы заключат мир или, заключив, будут соблюдать его условия. Никто не мог заранее предугадать, что интервенция Антанты окажется (как оно в действительности произошло) ограниченной по масштабам и задачам. Не навалятся ли империалисты обеих мировых коалиций на Россию всеми своими силами, предварительно помирившись между собой за её счёт? Такой опасности нельзя было исключать.

Процесс строительства новой вооружённой силы не был свободен поначалу от многих революционных стереотипов, как-то: выборности командиров, отсутствия — внешних знаков различия, субординации, дисциплинарных взысканий. «8 апреля 1918 г. военный руководитель Сытин телеграфирует в Высший военный совет[210] о том, что большинство прибывших в Брянск добровольческих частей «отличаются полной неорганизованностью и отсутствием самого элементарного военного обучения… Главный их недостаток — это полное отсутствие гражданского долга… Люди совершенно не признают командный состав и приказаний совершенно не исполняют» …Многие из таких отрядов приходилось разоружать и расформировывать»[211]. Впрочем, и белогвардейская Добровольческая армия поначалу была весьма далека от привычной «старорежимной» дисциплины[212]. Такова была общая и неизбежная «болезнь роста» всех армий, возникавших в обстановке государственного и социального хаоса.