Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Собираясь во всех этих случаях действовать решительно, не останавливаясь перед большим кровопролитием, Николай II защищал не личную власть, не личный статус. Его он в те моменты вернее всего сохранил бы соглашением с оппозиционными группами элиты. Николай II отстаивал принцип самодержавия, в котором, как он верил, заключалось благо России. И отстаивал его до конца. В последнем государе отживающий политический режим имел своего самого решительного и энергичного защитника.

Необходимо помнить, что среди политических противников самодержавия значительное место занимали элитные группы русского общества. Борясь с оппозицией в их рядах, самодержавию, по необходимости, приходилось соразмерять силу репрессий. Ещё один закономерный парадокс: любые проскрипции элиты ослабляли бы социальную опору монархии. Глубинные интересы монархии и российских имущих классов были связаны неразрывно. Пусть мало кто из элитарнее в начале XX века осознавал эту связь. Зато её прекрасно осознавал сам государь. Во внутриэлитной борьбе царь, естественно, применял другие средства, чем в борьбе с революционерами. Таким образом, мнение о политической «мягкотелости» Николая II лишено всяких оснований.

Одним из мотивов фрондирования элиты в царствование Николая II стали некоторые свойства его политического менеджмента. Весьма характерным примером здесь может служить отставка председателя Совета министров и министра финансов В.Н. Коковцова в январе 1914 г. В личном письме царь объяснил премьеру его увольнение тем, что, по сложившемуся у него убеждению, «соединение в одном лице должности председателя Совета министров с должностью министра финансов или министра внутренних дел — неправильно и неудобно», а также тем, что на этом посту должен находиться «только свежий человек»[85]. Однако вместо 60-летнего Коковцова премьером был назначен 74-летний (!) И.Л. Горемыкин, а министром финансов — лишь ненамного более «свежий» П.Л. Барк (55 лет). Впоследствии Николай II допустил совмещение поста премьера с одним из министерских постов явно «несвежим» человеком (68-летний Б.В. Штюрмер в 1916 г.), так что выдвинутые в письме причины отставки были надуманными и неискренными. Показательно и то, что царь не сообщил об истинном мотиве увольнения Коковцова — о своём намерении ввести в России «сухой закон», чему министр, по финансовым соображениям, противился.

Ну и что из того?! Да, эта черта царя вызывала недовольство, порождала толки о двуличии, о двоедушии императора. Отставленные таким путём министры охотно могли поверить слухам, будто их отставка была вызвана влиянием на царя пресловутого Распутина или кого-то ещё. Легче лёгкого сказать, что царь мало заботился о своём имидже среди ближайшего окружения. Но ведь в XIX веке, уже и после убийства Павла I, бывали русские самодержцы с гораздо худшим характером. Однако в их времена никому не приходило в голову именно на этом основании создавать политическую оппозицию и играть в революцию. Это был надуманный предлог для недовольства царём. И он яснее всего показывает, что именно в правящей элите всегдашние «слуги царевы» в этот период, независимо от личных качеств царя, утрачивали этику государственного служения.

В этой связи можно вспомнить сцену из недописанного Н.В. Гоголем второго тома «Мёртвых душ», где тяжёлый по характеру обращения с людьми, но лично честный генерал-губернатор вразумляет подчинённых: «Всё-таки скорей подчинённому следует применяться к нраву начальника, чем начальнику к нраву подчинённого. Это законней по крайней мере и легче, потому что у подчинённых один начальник, а у начальника сотни подчинённых». При любом, даже самом демократическом строе чиновники зачастую вынуждены терпеть значительно более грубые бестактности от своих начальников, чем те, которые позволял себе Николай II (если то, что он допускал, вообще повернётся язык назвать бестактностями). То, что обычно (и даже больше!) терпят от мелкого столоначальника, здесь не хотели прощать царю! Ясно, что в данном случае дело заключается не в личных свойствах государя, на редкость деликатного, судя по многим, даже недоброжелательным к нему, свидетельствам, а именно в этическом перерождении правящего класса. Это был объективный процесс, остановить который было не под силу любому, кто бы ни оказался в то время на месте Николая II.