Бретёр

— Считаю, что без нее картину не увидеть. Пока все про эту девку не выясню, нечего и браться. Без нее смысл не понять.

Андриан жевал. Мурин продолжал разглагольствовать:

— Видишь ли. Есть жизнь других, которая от людей моего круга сокрыта. Она никому не интересна. Об ней и думать не привыкли. Васильевский, Сенная или Коломна. Откуда мне знать, как жила эта Колобок — и как все они там живут!

— Такая у ней кликуха, значит? Колобок… Хм.

— Даже имени этой несчастной никто не знает! — демократически возмутился Мурин. С блина его капало масло.

— Ты бы ел, командир, — указал на это Андриан, — а то остынет.

Мурин вонзил зубы в блин. По подбородку его потекло масло.

— Надо отыскать, что о ней известно. Съездить везде, — энергически жевал и рассуждал он, — проверить все возможные места. В Коломну. На Сенную. На Васильевский.

— Ну вот еще! Палашу ноги топтать. Мне лошадку мою жалко. Да и коляска у меня не такая, чтоб колдобины пересчитывать. Еще скажи на Охту переть, — ворчал он. — Как пить дать рессоры убьешь, а то и ось сломаешь.

«Вот оно что. На попятный», — подумал Мурин. Всякая лояльность имеет свой предел. Но учтиво сказал:

— Как скажешь. Дело твое. Я и так премного благодарен. Большего и просить не могу.

Они доели в молчании. Расплатились с Тииной.

— Скажи, любезная, — обратился к ней Мурин, отсчитывая копейки. — Как бы мне здесь извозчика нанять?

— Зачем? — подал голос Андриан.

И Мурин, и Тиина его проигнорировали.

— Куда господину угодно?

— В Коломну. Потом на Сенную. Потом на Васильевский.

— Будет исполнено, — кивнула хозяйка. — Обождите. Подаст к крыльцу.

— Ну ты даешь, командир, — обиженно заметил Андриан. — Разве так дела делаются?

— Что ж, пешком мне идти теперь прикажешь?

— Ты б спросил меня.

Мурин опешил:

— Я ж тебя спросил!

— Спросил, да не выслушал!

Они переругивались шепотом. Повышать голос каждый счел не comme il faut, но каждый — из своих соображений.

— Очень даже выслушал. И про колдобины, и про ось.

— Да что ты сразу в бутылку лезешь.

— Не лезу. А улаживаю дело практически.

— Не с того конца улаживаешь.

— Очень даже…

— Да дай ты мне сказать наконец! — рявкнул Андриан.

Все голоса в чайной тут же смолкли. Слышно было только, как скворчит на сковороде очередной блин. Все лица были обращены на них. Андриан покраснел:

— Извините, братцы. Невольно. Туговат на ухо, сам себя иной раз не слышу.

Извинение, очевидно, было принято. Опять заплескались голоса, зазвякали чашки, блюдца, ложки.

— Строго у вас, — заметил Мурин.

Краснота постепенно отступала с лица Андриана. Он утер рукавом лоб. Мурин подумал, что здесь, в ямской части, порядки были едва ли не столь же чинные, что и в аристократической гостиной. Просто на свой лад.

— Извини, — сказал. — Договори же, что хотел.

— Бабец эта не по воздуху прилетела. Так? Не приплыла. И ножками через весь город не пришла. Так?

— Вероятно. Но не понимаю, куда ты клонишь.

Глаза Андриана заблестели:

— Она приехала! На извозчике. Вряд ли ж у нее свой выезд. Был.

— Хм, — Мурин ухватился за подбородок. — Ты прав.

— Конечно, я прав. И этот извозчик, конечно же, может точно сказать, откуда он ее привез.

— Если только помнит.

— Такое любой себе отметит: девка да в игорный дом.

— Будем надеяться, что и тут ты прав.

— Конечно, я прав. Предоставь это мне.

Подошла Тиина:

— Господина офицера ожидает извозчик у крыльца.

Андриан с вызовом посмотрел на Мурина.

Тот вздохнул, вынул кошелек и подал Тиине монету:

— На чай передай ему, будь любезна. За напрасное беспокойство.

Они поднялись.

— Ты ступай, обожди там малость, — сказал Андриан. — У меня тут дельце.

Мурин прислушался к своему органону: нет ли «дельца» и у него самого. Но в уборную пока не хотелось. Он взял с лавки шинель и набросил на плечи.

Мурин вышел в моросящую темень. Холод тут же обложил ему голову. Верно все говорят, похоже, зима в этом году будет ранней и суровой.

«Какой все-таки безумный город», — пришло ему вдруг на ум: дома, мостовые, набережные — небо, вода, камень, камень, камень. Почти и не увидишь обычных природных знаков осени, типа желтых листьев или побуревшей травы. Приход ее ощущаешь по тому, что короче стали дни, студенее воздух, сырым холодом тянет от камней. Мурин поежился. Где там Андриан, застрял он там в нужнике, что ли?

Палаш уже доел и, вероятно, задремал, приподняв заднее копыто. Шкура его блестела. Наконец Андриан вышел.

— Я уж думал, ты в дыру там упал, — поприветствовал его Мурин.

Андриан шагнул к коню, с силой провел по крупу, стряхнул с руки капли, покачал головой:

— Эк вымок.

Конь сразу весь подобрался. Андриан отвязал пустой мешок, скомкал его, сунул под сиденье, на котором уже утвердился Мурин. После сытного ужина и чая он был готов рыскать хоть всю ночь в поисках извозчика, который отвез Колобка к игорному дому.

— Куда сейчас? — нетерпеливо спросил Мурин.

— Как куда?

— Где его искать будем?

— Он сам нас найдет. А мы — сохнуть. Отдыхать. По домам.

Андриан поднял на коляске капюшон. Зарядил дождь.