Портные старались вовсю, и через несколько дней новый наряд был закончен. Старшая дочь господина ар Гергоада оделась и получила от отца увесистый кошелек с золотом, а также лучшего коня, какой только нашелся в конюшнях замка.
Попрощавшись с отцом и получив от него благословение, Аргантель вскочила на коня и пустилась вскачь по дороге, ведущей в Ренн.
Поначалу девушке нравилось путешествовать через всю страну, любоваться своим новым нарядом, боевым конем, которого снарядили для нее так, что комар носа не подточит. К тому же она гордилась тем, что отец доверил ей почетную службу, да и подумать только – ей предстояло вскоре очутиться при королевском дворе!
Но вскоре она заскучала и стала жалеть о том, что покинула родной замок. Она даже слегка забеспокоилась, когда очутилась посреди большой дубовой рощи, где вокруг нее не было ни души.
Чем дальше ехала Аргантель, тем темнее становилось вокруг: роща превратилась в лес, и радость, светившаяся на ее лице, быстро улетучилась. И вот неподалеку от источника, где девушка решила напоить коня, она увидела дряхлую старушку, которую годы согнули пополам и которая попросила милостыню Христа ради. Аргантель не была ни щедрой, ни сочувственной беднякам, хоть и видела добрый пример отца. Она даже не подумала отдать старушке одну из тех золотых монет, которые весело позвякивали в ее кошельке, привязанном к поясу. А ведь одна-единственная монетка могла бы помочь разговорить старушку, и девушка получила бы немного радости и счастья.
Аргантель сказала старушке, что ей нечего подать, и продолжила свой путь. А лесная нищенка осталась вздыхать и причитать о своем несчастии у источника.
Конь дальше скакал по дороге, и чем дальше продвигалась девушка, тем темнее становился лес. Страх постепенно охватывал Аргантель, и для того, чтобы придать себе хоть немного смелости, она запела в полный голос, как всегда делают робкие люди, чтобы избавиться от тревоги.
Эхо раздавалось по всему лесу и разносило голос гордой девушки, которая распевала песню о рыцаре из Нанта:
Но Аргантель не успела допеть песню, потому что именно в этот момент ее конь остановился как вкопанный. Огромный человек, закутанный в плащ, в широкополой шляпе, настолько широкой, что глаз его не было видно, схватил коня за недоуздок и не пускал вперед. «Кошелек или жизнь?» – закричал он грубым голосом. Аргантель перепугалась так, что задрожала от ужаса. Ей казалось, что еще чуть-чуть – и она лишится чувств от страха, упадет с коня и рухнет на дорогу. Но все же у нее хватило рассудительности отвязать кошелек от пояса и швырнуть его на дорогу. И пока грабитель нагнулся за кошельком, она успела развернуть коня вспять и помчаться назад, к дому.
Аргантель всаживала шпоры в бока коня, который мчался бешеным галопом, будто ему подпалили хвост. Девушка была не самой ловкой наездницей, и ей больших трудов стоило удержаться в седле, вцепившись что есть сил в гриву коня. Скакали они напрямик со скоростью ветра. Нижние ветки деревьев со всей силы хлестали перепуганную девушку по лицу.
После долгой и изнурительной скачки взмыленный конь очутился, наконец, у ворот замка. Старшая дочь хозяина замка не спустилась, а сползла с седла. Ее щеки были исхлестаны в кровь, а ее красивая одежда вся распахнута и разодрана, сама же она потеряла силы от страха и усталости.
Когда отец увидел Аргантель в таком состоянии, то, огорченный и раздосадованный, только и сделал, что взглянул на нее с жалостью и, ни слова не говоря, разрыдался.
Дни шли за днями, несчастный хозяин замка все печалился: та надежда, что пробилась в его сердце, угасла, как пламя свечи, когда он поговорил со старшей дочерью после ее возвращения. Он снова впал в уныние, и болезнь начала одолевать его.
Он слег в постель, его лихорадило. И тогда средняя дочь, Гвенн, стала ухаживать за отцом и начала его расспрашивать том, что за беда и что за тоска его гложет.
Болезнь ослабила господина ар Гергоада, и, как он ни крепился, как ни старался держать в тайне причину своей тоски, он не смог сдержаться и рассказал средней дочери все, что было у него на сердце. В том числе и то, как огорчила его Аргантель, вернувшаяся в замок в самом жалком виде.