Брежнев. Разочарование России

5 июня. Совещание актива. Кулаков выступал долго. Хорошо владеет материалами о положении дел в сельском хозяйстве страны. Много критиковал нас за недостатки и в полеводстве, и в животноводстве. Когда все закончилось, мигом накрыли столы и разлили. Пошли тосты один за другим. Ф. Д. опять говорил о “необыкновенном человеке”…

8 июня. Жаркий день. К одиннадцати часам в Лопуховке собралась вся пензенская “знать” с женами. Ф. Д. еще не появлялся, говорят, что он плохо спал ночь, вставал, ходил, не выспался… Засели играть в домино. “Козел” стал привилегией приезжающего начальства. Потом подсел Ф. Д. Опять все сели за стол…

Вдруг вспыхнул злой разговор. Кулаков стал критиковать Льва за плохие показатели по всем секторам экономики (общественному и личному) в той пятилетке. Влез я, пытаясь как-то перевести разговор. Искал компромисс:

— Если мы выглядим плохо по всем показателям личного сектора, то Саратов не только по личному, но и по общественному не выполнил, а ему орден дали.

— Дураки, что дали. Дуракам всегда дают.

Влезла Вера (жена Мясникова):

— Вы их критикует, а посмотрели бы, сколько они мотаются!

Вцепилась здорово! Дело обострилось.

— А, меня не понимают! Поехали, мне здесь делать нечего.

Лев пытался успокоить. Кое-как все улеглось, еще выпили. Но осадок остался. На предельной скорости поехали в Пензу, едва успели к отходу поезда. Масса народа. Валера (сын Ф. Д. Кулакова) опять бухой…

7 июня. Настроение хреновое. Просто поганое! Как можно одним пьяным шагом все испортить, отравить настроение всем и себе, породить столько переживаний? Не хочу думать, что там все так и все такие. Просто скорее всего голова закружилась от высоты положения, неожиданности возвышения, при старых подспудных привычках, да еще рожденных здесь, на пензенской земле, при сознании, что дозволено, и понимании или, вернее, самомнении, что уже почти божество, а не простой смертный. Все это, подогретое излишними дозами спиртного, вдруг вылилось наружу и брызнуло гноем из этого нарыва.

Зашел пораньше ко Льву. Обсуждать не хочется, мерзко. Он бросил одну фразу. Чего не бывает от излишнего спиртного! Все это пустяки. Дождя нет, вот это плохо…»

В феврале 1978 года Кулакову исполнилось шестьдесят лет. По случаю юбилея присвоили звание Героя Социалистического Труда. В те годы ходили слухи, будто Кулакова прочат в наследники Брежнева. Но верили им те, кто плохо знал расстановку сил в политбюро. Позиции Федора Давыдовича не были такими уж сильными. Напротив, его постепенно стали оттеснять от власти. В июле 1978 года собрался пленум ЦК по сельскому хозяйству. Но председателем комиссии по подготовке пленума назначили не Кулакова, что было бы вполне логично — он секретарь ЦК по селу, а главу правительства Алексея Николаевича Косыгина, которого обычно отстраняли от сельских дел.

Пленум закончился 4 июля, никаких важных решений не приняли. На следующий день, 5 июля, вспоминает Горбачев, супруги Кулаковы отмечали сорокалетие свадьбы. Горбачевы тоже были приглашены. Каждый из присутствовавших должен был произнести тост, бокал обязательно осушали до дна. Федор Давыдович был крупным мужчиной, чувствовал себя здоровым человеком и считал, что может крепко выпить. Но у него всегда было розовое лицо хронического гипертоника. А еще в 1968 году Кулакову сделали серьезную хирургическую операцию по поводу рака — удалили часть желудка. Ему, конечно, следовало ограничивать себя. Но, когда садился за стол, остановиться не мог… Через несколько дней после юбилея его не стало.

17 июля 1978 года Георг Мясников записал в дневнике:

«Только пришел к себе, Лев звонит: хреновая весть — умер Ф. Д. Кулаков. Как обухом по голове… При мне Лев говорил с Евдокией Федоровной. Ф. Д. чувствовал себя хорошо все время. Около семи вечера — озноб, температура. Около одиннадцати попросил поесть. Дали бутерброд и стакан чая. Лег спать, просил разбудить в семь. Пришли будить в семь, а он мертв. Позже патологоанатомы установили тромб. Может, замотал пленум ЦК и какие-то переживания в связи с этим…»

На следующий день новая запись:

«Мучает смерть Ф. Д. Кулакова. Какой-то нехороший фон (стали отодвигать, сидел не в том ряду). Может, и тромб, но нервное напряжение сильнее. Что-то случилось наверху. Сегодня прощание с ним. Ни Брежнева, ни Суслова, ни Косыгина не было. Они не сочли нужным прилететь проститься. Радио и телевидение просто передали сообщение, но ни на один тон не сбавили обычности передач. Траура нет.

Есть что-то загадочное и таинственное в его кончине: внезапность и неожиданность для всех, путанное медицинское заключение. Общие фразы о склерозе, причина смерти — “острая сердечная недостаточность с внезапной остановкой сердца”. А от чего? О тромбе ни слова… Спешка с похоронами. Не успел умереть, гроб день постоял, и уже кремировали. Неуважение к нему…

Для Кулакова мартовский пленум 1965 года был восходом, июльский 1978 года стал закатом. Прожил в политбюро от пленума до пленума по сельскому хозяйству…»

Федор Давыдович ушел из жизни самым прискорбным образом.