Брежнев

И внимательно выслушивал мнение Епишева.

Первым заместителем начальника ГлавПУРа стал генерал-полковник Михаил Харитонович Калашник, с которым Брежнев познакомился на фронте. Леонид Ильич служил в политуправлении Черноморской группы войск, а Калашник был начальником политотдела 47-й армии, входившей в группу.

Генерал Калашник боролся с «искажениями исторической правды» в советской литературе:

«Рисуя, скажем, жизнь штрафников, расстрел дезертиров или проявление малодушия, паники, трусости на фронте, авторы обращаются к изнанке войны, а не определяющим чертам, при этом выхватывают отдельные факты из общей цепи событий, представляют их односторонне, искажая этим правду жизни, развенчивая и принижая героев войны…

Хорошо известны, например, некоторые наши неудачи в начале войны, вызванные целым рядом обстоятельств. Обращаясь к тому времени, отдельные писатели избирают только самые темные краски, смакуя при этом факты отступления, пленения и тому подобное, представляя армию как совсем неподготовленную к борьбе. Но это явно антиисторический подход.

Отдают ли себе отчет эти авторы, какой была наша армия накануне войны, какие огромные мероприятия были проведены партией, правительством на случай фашистского нападения?…»

Начальник ГлавПУРа Епишев писал в ЦК, не называя «Новый мир», но имея в виду этот журнал, о «глумлении над святыми для советского человека понятиями». «Новый мир» фактически запретили выписывать в армии, вычеркнув из перечня рекомендованных изданий — это был сигнал, всем понятный.

Генерал Епишев подписал отправленное в ЦК развернутое обвинение против Константина Симонова, которое заканчивалось такими словами:

«Новая книга К. Симонова является глубоко ошибочной, недостойной советского писателя. Она может нанести серьезный вред патриотическому воспитанию нашей молодежи, искаженно показывая бессмертный подвиг нашего народа во имя защиты завоеваний Октября… Учитывая порочность записок Константина Симонова „Сто суток войны“ и тот вред, который они могут принести, Главное политическое управление Советской армии и ВМФ считает, что издавать их нецелесообразно».

Мнение Епишева возобладало. Военные дневники Симонова не были напечатаны.

Посмотрев фильм о победе под Москвой, снятый по сценарию Симонова и еще одного военного писателя, Евгения Воробьева, Епишев и Гречко высказали так много замечаний, что блокировали его выход на экран.

В речи Брежнева на торжественном собрании накануне двадцатилетия победы, 8 мая 1965 года, впервые за долгое время в положительном контексте прозвучали имена Сталина и Жукова. Маршал Жуков сидел в зале. После 1957 года это был первый случай, когда его позвали на торжественное собрание.

11 мая 1965 года председатель КГБ Семичастный информировал ЦК КПСС:

«Доклад тов. Брежнева на торжественном собрании во Дворце съездов 8 мая комментируется в войсках и на флотах с огромным интересом и теплотой. Военнослужащие и служащие воинских частей и учреждений одобряют данную в докладе оценку деятельности КПСС в годы Великой Отечественной войны и упоминание заслуг тов. Сталина И. В. и Жукова Г. К.

(Далее следовали выдержки из высказываний, заботливо собранных особыми отделами, в которых говорилось о заслугах Сталина и критиковался Хрущев. — Л. М.)

Отдельные офицеры связывают упоминание имени Жукова в докладе и его присутствие в Кремлевском дворце и на Красной площади с возможным его возвращением в ряды Советской Армии…

Вместе с тем отдельные военнослужащие высказывали свое недоброжелательное отношение к упоминанию в докладе имен тов. Сталина И. В. и Жукова Г. К.

Так, председатель Военного трибунала одной из армий Группы советских войск в Германии полковник Писарев в кругу старших офицеров заявил:

„Сколько уничтожили людей Жуков и Сталин. Стоило ли их имена называть в таком докладе?“

Однако Писарева никто не поддержал, и все доказывали ошибочность его точки зрения…

Подобные высказывания единичны и не находят поддержки у личного состава Вооруженных Сил».

Упоминание имени Георгия Константиновича Жукова породило надежды на его полную реабилитацию. Но маршала ненавидели армейские политработники. Они пытались помешать изданию его воспоминаний.

3 марта 1968 года на политбюро Брежнев говорил:

— У нас появилось за последнее время много мемуарной литературы… Освещают, например, Отечественную войну вкривь и вкось, где-то берут документы в архивах, искажают, перевирают эти документы… Где это люди берут документы? Почему у нас стало так свободно с этим вопросом?

Министр обороны Гречко пообещал:

— С архивами разберемся и наведем порядок. О мемуарах Жукова мы сейчас пишем свое заключение. Там много ненужного и вредного.

Архивы были надежно закрыты для исследователей. А воспоминания Жукова вышли в свет только после того, как была сделана нелепая вставка — только чтобы доставить удовольствие Брежневу.