Читаем Брежнев полностью

«Очевидно, он мог позволить себе эту вольность и надеть темно-синюю шерстяную рубашку под цвет костюма. Вел он заседание спокойно, как мне показалось, без всякого интереса, скорее как бы по необходимости…

На центральный стол подавали бутерброды с благородной рыбкой, с красной и черной икрой, а всех нас, подпиравших стены зала заседаний, обносили только бутербродами с колбасой и сыром. Таким образом каждый еще раз мог осознать свое место и назначение в этом мире».

Брежнев постепенно устранил всех, кто казался ему недостаточно лояльным. Он избавился от первого секретаря ЦК компартии Украины Петра Ефимовича Шелеста, от главы правительства РСФСР Геннадия Ивановича Воронова и от первого заместителя председателя Совета министров Дмитрия Степановича Полянского.

Воронов уже на пенсии рассказывал, как однажды перед заседанием политбюро в ореховой комнате они пили чай. Обсуждался вопрос о строительстве крупного автомобильного завода.

Воронов считал, что его нужно строить в Красноярском крае — в Абакане.

Брежнев вдруг сказал:

— А я думаю, надо строить этот завод в Набережных Челнах.

Воронов взорвался:

— Как же так, Леонид Ильич. Уже вопрос обсужден!

Брежнев удивленно сказал:

— Никогда никто на меня так не кричал, как кричит Воронов.

— Я не кричу, это вы орете. Я просто говорю, что у нас этот вопрос обсужден, проработан. Давайте другие материалы, будем их рассматривать.

— Нечего рассматривать, — отрезал Брежнев, — снимаю вопрос с обсуждения.

Брежнев, естественно, настоял на своем, и завод построили в Набережных Челнах. А вскоре он расстался со строптивым Вороновым.

В аппарате генерального секретаря Геннадия Ивановича не любили. Борис Дмитриевич Панкин, главный редактор «Комсомольской правды», участвовал в подготовке брежневского выступления на съезде комсомола. Леонид Ильич прочитал речь, текст ему понравился, и он распорядился разослать его членам политбюро.

Один из авторов речи довольно сказал:

— Дело в шляпе, после Леонида Ильича ни у кого замечаний уже не бывает.

— Кроме Воронова, — ворчливо заметил Александров-Агентов. — Этот господин никогда не отказывает себе в удовольствии прислать дюжину страниц с замечаниями. Писатель…

Панкин впервые слышал, как помощник, хотя бы и первого лица, столь небрежно отзывался о члене политбюро. Потом он поинтересовался, какие были замечания. Другой помощник генсека, Георгий Цуканов, ответил, что замечания были несущественные.

— А Воронов?

— Как всегда, накатал несколько страниц, но их велено оставить без внимания, — с нескрываемым удовольствием сообщил Цуканов.

Сам Панкин питал уважение к Геннадию Воронову, который поддержал движение так называемых безнарядных звеньев, оно же коллективный подряд. За группой крестьян закреплялись участок земли, техника, удобрения. Условия: на определенную сумму они должны сдать государству сельхозпродукцию, а остальную могут продать и заработать. Это позволяло как-то заинтересовать крестьянина.

В партаппарате и правительстве к этому движению отнеслись по-разному. Член политбюро и первый заместитель главы правительства Полянский позвонил главному редактору «Комсомолки»:

— Ты раздуваешь частнособственнические инстинкты. Кулаков новых растишь. Если не прекратишь немедленно, это для тебя добром не кончится.

А глава российского правительства Воронов, зная о настроениях Полянского, решительно поддержал новое движение. Он приехал в редакцию «Комсомолки» и выступил на заседании круглого стола. Но отчет о заседании задержала цензура. Уполномоченный Главлита заявил, что для публикации мнения члена политбюро нужна виза ЦК.

— В ЦК посылать — это могила, — сказал Воронов. — Пришлите мне, что получилось. Я завизирую. В конце концов я сам ЦК. Если будут вопросы, пусть мне звонят.

Увидев автограф Воронова, уполномоченный Главлита подписал номер в печать.

Говорят, что Воронов потерял свой пост, поскольку не сумел наладить отношения с первыми секретарями областных комитетов.

По словам одного провинциального секретаря обкома, Воронов, выступая, «нудно и утомительно поучал, показывая свою ученость, больше напоминал манерного провинциального лектора, чем государственного деятеля масштаба России».

В 1971 году Геннадия Ивановича Воронова переместили на внешне значительный пост председателя Комитета народного контроля СССР. Знакомство с новой работой начал, достав с полки том Ленина, в котором опубликована знаменитая статья «Как нам реорганизовать Рабкрин».

Геннадий Иванович вскоре убедился, что Брежнев ни в грош не ставит его ведомство.

— Никакой пользы от народного контроля я не вижу, — повторял Леонид Ильич. — Вот был Мехлис, его все боялись.

Воронов прилетел к Брежневу в Пицунду, где тот отдыхал, привез записку о совершенствовании системы народного контроля. Брежнев позвал гостя купаться, потом сели играть в домино с помощниками. Принесли коньяк. Брежневу совершенно не хотелось заниматься делами.

Суслов пригласил к себе Воронова и сообщил, что председателю комитета не надо быть членом политбюро. Воронов, не дожидась, когда от него избавятся, в апреле 1973 года сам подал в отставку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное