Новая страница в истории внешней политики ФРГ была связана с приходом к власти «большой коалиции» в составе ХДС/ХСС и СДПГ, где весь блок внешней и «германской» политики оказался под контролем лидеров СДПГ Вилли Брандта и Герберта Венера. Хотя, как справедливо указали целый ряд историков (Н. А. Нарочницкая, Н. В. Павлов, А. А. Новиков, К. Хакке[685]
), «внешняя политика “большой коалиции” представляла собой компромисс», поскольку «ХДС/ХСС и СДПГ договорились проводить более независимую политику как в отношении Вашингтона, так и в отношении Парижа, и активизировать свои усилия на восточном направлении». При этом начавшийся процесс «разрядки» между СССР и США почти никак не повлиял на внешнюю политику нового кабинета К. Г. Кизингера даже несмотря на то, что германский МИД возглавил В. Брандт. Как писали многие историки, политики и эксперты, большинство членов «большой коалиции» из блока ХДС/ХСС уже давно и прочно «обосновались в окопах “холодной войны” и реально не могли преодолеть инерцию конфронтационного мышления»[686]. Но вместе с тем важным достижением «большой коалиции», в отличие от «малой коалиции» Л. Эрхарда — Г. Шредера, стало то, что именно К. Г. Кизингеру и В. Брандту все же удалось примирить «голлистов» и «атлантистов» и существенно улучшить отношения с Парижем, проявляя «величайшую покладистость» в отношениях с Ш. де Голлем, что неизбежно привело к нормализации советско-германских отношений.Уже в середине декабря 1966 года в первом правительственном заявлении К. Г. Кизингер, опираясь на поддержку В. Брандта и его ближайшего соратника Эгона Бара, впервые уделил особое внимание отношениям с Советским Союзом и налаживанию взаимовыгодного диалога с ним. Более того, в том же заявлении правительство «большой коалиции» сделало существенный шаг в сторону от «доктрины В. Хальштейна», предложив всем восточноевропейским правительствам установить дипломатические отношения с ним, не разрывая связей с ГДР. В итоге на свет появилась «теория природного изъяна», которая позволила боннскому правительству пробить первую брешь в реализации своей «восточной политики» и уже в январе 1967 года установить дипломатические отношения с Румынией. Правда, данный шаг был довольно болезненно встречен руководством ГДР, и уже в начале февраля 1967 года на совещании министров иностранных дел стран — участниц ОВД в Варшаве по его инициативе был принят так называемый антипод «доктрины В. Хальштейна», получивший название «доктрины В. Ульбрихта», которая гласила, что страны Варшавского блока не должны идти на нормализацию своих отношений с ФРГ до тех пор, пока боннский кабинет «не пойдет на контакты с ГДР, признав ее если не в международно-правовом, то хотя бы в формальном плане»[687]
.Эту позицию восточногерманского руководства, особенно после событий «Пражской весны», всецело разделяло и советское руководство, которое, взяв на вооружение новую «доктрину Л. И. Брежнева»[688]
, даже наложило вето на горячее желание Т. Живкова и Я. Кадара пойти на установление дипотношений с ФРГ. Более того, как считают ряд историков (Н. В. Павлов, А. А. Новиков[689]), исходя из принципа, что лучшая защита — это нападение, высшее советское руководство осенью 1968 года инициировало начало целой пропагандистской кампанию по дискредитации ФРГ, «правительство которой ведет подготовку к войне» и подстрекает рост реваншистских и милитаристских настроений в западногерманском обществе.Между тем Советский Союз, пытаясь преодолеть возникшую изоляцию на мировой арене после событий «Пражской весны», уже в середине марта 1969 года на Будапештском совещании Политического консультативного комитета стран — участниц ОВД предложил провести общеевропейскую конференцию по безопасности и сотрудничеству в Европе. Как ни странно, но именно кабинет К. Г. Кизингера — В. Брандта первым проявил интерес к этому предложению и уже в июле 1969 года в преддверии новых парламентских выборов не только заявил о своем желании провести двусторонние переговоры с Москвой по вопросу «неприменения силы», но и выразил полную готовность принять участие в общеевропейской конференции по безопасности при обязательном участии в ней представителей США и Канады. Более того, еще в апреле 1969 года был подписан межправительственный договор между СССР и ФРГ о строительстве двух заводов по производству труб большого диаметра, а в июне на Ганноверской ярмарке министр внешней торговли СССР Николай Семенович Патоличев и министр экономики ФРГ Карл Шиллер детально обсудили возможность заключения знаменитой сделки века «газ на трубы», которая будет оформлена в Эссене между Минвнешторгом СССР и немецкими концернами «Рургаз» и «Маннесман» отдельным соглашением, подписанным 1 февраля 1970 года. Кроме того, немаловажным сигналом того, что правящие круги ФРГ были готовы сделать прорыв на «восточном направлении», стало избрание новым президентом ФРГ одного из самых активных сторонников «новой восточной политики» Густава Хайнемана.