Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Дальнейшие шаги по развитию советско-германских отношений нашли свое отражение в отдельном документе, который тоже был подписан в Москве, — «Договоренности о намерениях сторон», — где правительство ФРГ заявило о своей готовности нормализовать отношения с ГДР на твердой договорной базе и строить свои отношения с ней «на основе полного равноправия, отсутствия дискриминации и уважения ее независимости и самостоятельности». Здесь же было заявлено о намерении принять все меры по вступлению двух германских государств в ООН, а также о желании боннского правительства урегулировать с ЧССР все вопросы, связанные с признанием «ничтожности» Мюнхенского договора. Наконец, в этом соглашении было зафиксировано взаимопонимание относительно того, что Московский договор и аналогичные договоры ФРГ с ГДР, ПНР и ЧССР представляют собой единое целое и создают реальную базу для подготовки и успешного проведения Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.

Кстати, как подметили некоторые авторы (Н. В. Павлов, А. А. Новиков), подписание московских документов немецкая делегация сопроводила «Письмом о единстве германской нации», считая его неотъемлемой составной частью московских соглашений[697]. Однако советские дипломаты и ученые, считавшие, что данное «Письмо» В. Шееля на имя А. А. Громыко, где речь шла о том, что Московский договор никак не противоречит «достижению единства немецкой нации мирным путем», не является международно-правовым актом, а значит, не может быть источником прав и обязательств сторон, долгие годы его не афишировали. Но именно это обстоятельство, по мнению того же Ю. А. Квицинского, сыграло зловещую роль в годы горбачевской перестройки и позволило боннскому правительству, «не поперхнувшись, сожрать» ГДР[698].

Логическим продолжением Московского договора, подписание которого вызывало немало критических выпадов со стороны коалиции ХДС/ХСС, стали переговоры о заключении аналогичных соглашений с Польшей и ЧССР. Что касалось Польши, то здесь не было особых проблем, и уже 7 декабря 1970 года Вилли Брандт и его коллега, глава польского правительства Юзеф Циранкевич, подписали Варшавский договор, де-юре закрепивший решения Потсдамской конференции, в том числе по пограничному вопросу. Однако в отношениях с ЧССР у ФРГ возникло немало острых проблем. Только 13 октября 1970 года, опираясь на московские «Договоренности о намерениях сторон», Прага и Бонн начали взаимный дипломатический зондаж, продолжавшийся более двух лет. Он завершился лишь 11 декабря 1973 года заключением Пражского договора «О взаимных отношениях между ЧССР и ФРГ», автографы под которым поставили тот же В. Брандт и его чехословацкий коллега Любомир Штроугал. А спустя 10 дней, 21 декабря 1973 года, были установлены дипотношения ФРГ с Венгрией и Болгарией.

Параллельно с решением межгосударственных проблем предстояло решить и болезненный вопрос по Западному Берлину, который постоянно «отравлял» отношения четырех великих держав. Официальные переговоры между ними были начаты в Бонне еще 26 марта 1970 года. Но шли они ни шатко, ни валко без видимого результата более года. Как считают ряд авторов (А. М. Филитов, Н. В. Павлов, А. А. Новиков[699]), одним из главных препятствий, грозивших вообще сорвать всю «сделку» по Западному Берлину, была попытка Первого секретаря ЦК СЕПГ и председателя Государственного совета ГДР Вальтера Ульбрихта вынудить правительство ФРГ к юридическому признанию ГДР и ведению переговоров по данному вопросу не на уровне держав-победительниц, а на германо-германском уровне. Поэтому эту проблему надо было срочно решать.