— Я мог бы, — сообщил он с доверительной ноткой, — посадить на шлюпки десант и взять ваш кораблик на абордаж. Людей у меня достаточно. Только это привело бы к ненужным потерям… Я мог бы высадить часть людей на сушу, и они, добравшись до Пуэнт-а-Питра, могли бы создать группы захвата из добровольцев, которые атаковали бы бриг на рыбачьих лодках. Но, признаюсь честно, я не очень доверяю местному населению. В основном это негры и мулаты, бродяги и разбойники. Предпочитаю воевать своими силами… Должен предупредить, что уйти под покровом ночи вам не удастся. Я блокирую бухту боевыми группами на шлюпках и буду регулярно жечь фальшфейеры.
— Я не сомневаюсь, что вы искусный командир, — Гарцунов хотел сказать это с язвительной ноткой, но получилось просто печально. — Мне в любом случае необходимо время, чтобы собрать совет офицеров и принять окончательное решение…
— Я охотно дам вам время на размышления. До завтрашнего утра. Честь имею…
— Честь имею.
— Таковы обстоятельства… — закончил Гарцунов сообщение офицерам. — Ваше мнение, господа?
— Да какое может быть мнение? — воскликнул гардемарин Невзоров. — Будет к вечеру ветер — пойдем под ветром! Заранее только надо поставить стеньги и брам-стеньги. Не будет ветра — пойдем на веслах. Сразу не разглядят, несмотря на фальшфейеры! Приблизимся, дадим залп всем бортом! А там, глядишь, и уйдем! Стоит вырваться на чистую воду…
— На сей раз гардемарин рассуждает здраво, — заметил лейтенант Новосельский.
— Я всегда рассуждаю здраво!.. Виноват, господин лейтенант…
— Шансов — один из десяти, — сказал Стужин.
— Следует расставить всех свободных от парусов матросов с ружьями вдоль борта, — вставил слово мичман.
— А мне дадут ружье? — тонко и громко спросил Гриша.
Он давно уже, не скрываясь, стоял за диваном, его не замечали. Теперь заметили.
— Еще не легче, — сказал штурман Иван Данилович. — С мальчиком-то что делать? Убьют ведь…
Навалилось молчание.
— Видимо, так, — заговорил наконец командир. — Следует спустить шлюпку. Вы, Петр Афанасьевич, съедете с мальчиком на берег, в Пуэнт-а-Питр. Понимаете, что мы идем на смертельное дело… В любом случае — уцелеем или нет — сюда вернуться уже не сможем. Ваше дело будет добраться с Гришей до какой-нибудь гавани, куда заходят нейтральные суда…
Гриша обмер.
— Николай Константинович… — будто через силу сказал доктор.
— Слушаю вас, Петр Афанасьевич.
— Я — врач. Пока я здесь, на судне под российским флагом, я не могу оставить тех, кто пойдет в сражение. Там наверняка понадобится моя помощь. И… не приказывайте мне. У вас — капитанский долг, у меня — врачебный…
Опять стало тихо.
— Тогда… — глядя в стол, выговорил Гарцунов, — я попрошу вас отвезти Гришу на берег и как-то устроить там. С просьбою отыскать возможность отправить мальчика на родину. Глухое место, но не людоеды же здесь. В конце концов, есть, наверное, священник… Потом — возвращайтесь.
— Нет! — совсем тонко и со всхлипом вскрикнул Гриша. — Нет!.. Ну, пожалуйста… пожалуйста-пожалуйста, не отсылайте меня! Я умею стрелять! Я дома стрелял из ружья на пятьдесят шагов и попадал в бутылки. А французы больше бутылок!..
Лейтенант Новосельский вдруг мелко засмеялся, но вмиг оборвал смех.
— Гриша… — очень мягко сказал Гарцунов. — Сейчас не до споров. Командиры не имеют права подвергать детей смертельному риску. Дети не воюют…
— А как же юнги?! Они воюют, я читал!.. Запишите меня обратно! Хоть на два дня!.. Ну, не бросайте меня!
Все, что было вокруг, теперь казалось таким родным! Расстаться с бригом было страшнее смерти. А самой смерти Гриша сейчас ни капельки не боялся!
Он подумал и проговорил с твердой верой, что сделает, как обещает:
— Если отошлете с брига, я утоплюсь. Честное слово… Вот ей-Богу… — Он перекрестился.
— Гриша, я не вправе… — глухо повторил Гарцунов. — Я отвечаю перед твоими… родными…
— Но… так же нельзя! Вот вы говорите… бриг — российский, доктор — российский… А я ведь тоже… Ну, пусть не юнга, но ведь я же… российский мальчик! За что вы меня так?… — Он заплакал.
Непонятно, какое решение принял бы командир брига. Неясно, что сказали бы офицеры. Но бывает, что в тяжкие моменты приходит на выручку неожиданное счастье. Пусть непрочное, короткое, но все же…
В дверь кают-компании сунул голову Егор Плюхин, вестовой капитана.
— Вашвысокбродь! К борту лодка подошла с берега, там старик какой-то, вроде рыбак. А с ним мальчонка. Старик маячит, что непременно ему надо к капитану…
— Сейчас выйду… Хотя зови сюда, — устало сказал Гарцунов.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БРАТИШКА
Лоцман
1
Гость был высокий, худой и старый. Темнокожий. На морщинистых впалых щеках блестела седая щетина. Спутанные крупными кольцами волосы тоже были седыми. И брови. Он глянул из-под бровей неожиданно светлыми глазами — на всех по очереди — склонил и тут же поднял голову. Был он в сизой, выцветшей добела куртке с металлическими пуговицами, мятых холщовых брюках, разбитых башмаках с пряжками. Держался старик очень прямо.