Бриг «Меркурий»

- Былое помянуть. - Она заерзала на табуретке.

Он усмехнулся:

- Кто старое помянет, тому глаз вон. Знаешь народную мудрость?

Она смотрела на него молча. Да, это он. Это его лицо - ей больше не мешали ни окладистая борода, ни оплывшие черты.

- Что ж ты - народную мудрость цитируешь, а сам водочку в одиночку глушишь?

- Боюсь. - Он пьяно ухмыльнулся, потом всё-таки приподнялся, достал чистый стакан и поставил его перед ней, наполнив до краев.

- Чего боишься? Что придут и придушат тебя за старое?

- Не-а, - помотал он головой. - Спьяну картины начинаю чуть не задарма отдавать. Вот сегодня одну по дешевке скинул. - Он яростно рубанул рукой, покачнувшись на табурете. - Так что опасно мне пить в компании.

- Благотворительностью, значит, на старости лет занялся, - покачала головой Александра.

- Есть маленько, - согласился он. Снова выпил, не дожидаясь её. - Так зачем пришла?

- Правду узнать, Борис Семеныч. Скажешь, где «Меркурий», я тебя не трону. А не скажешь, пристрелю. - Она невозмутимо достала из кармана загодя припрятанный там пистолет и выложила на стол.

Ольшанский скользнул быстрым взглядом по стволу. Скривился.

- Вечно вы, интеллигенция, торгуетесь, - с неприятным смешком выговорил наконец. - Я правда не знаю. Выпей со мной. - Он взял бутылку и снова наполнил свой стакан.

Александра резко встала, подошла и приставила к его седой голове пистолет.

Гэбист снова покачал головой:

- Нет в тебе этого, милочка моя. Я уж убийц за свой век повидал.

- Если ты ещё раз назовешь меня милочкой, спущу курок, - холодно предупредила она.

- Понял, - пьяно дернул он головой. - Больше не буду.

- Где «Меркурий»?

- Не знаю. Я правду сказал. - Он громко рыгнул. - «Меркурия» банк купил. А потом банк тю-тю. И картинки тю-тю, - он обвел кухню рукой.

- Кто банку его продал?

- Ну я и продал. Да и к лучшему ведь, сама посуди: ты из сопливой девчонки человеком стала, а дружок твой дерьмом был, дерьмом и остался. А представляешь, замуж бы за него вышла, деточек нарожала. От этого-то ублюдка.

Она со всего маху ударила его рукояткой револьвера по плечу. Старик взвыл:

- Что ж ты, падла, делаешь? - Он повернулся к ней и схватил со стола пустую бутылку: - Я ведь сейчас не посмотрю, что ты баба, и отделаю тебя по полной программе.

Она чуть отступила, стараясь держать пистолет как можно ближе к себе - чтобы не отнял, - дослала патрон в патронник и подняла ствол на уровень его глаз.

- Ладно, хорош шалить, - устало махнул рукой Ольшанский, - этак изувечить по нечайке недолго. Я старый, меня не жалко, а тебе ни к чему калечить свою молодую жизнь. Да ещё вон с каким олигархом в придачу.

Она невероятным усилием воли подавила соблазн спустить курок:

- Ты его знаешь?

- Кого?

- Не придуривайся.

- Знаю, отчего не знать, хотя раньше до того раза не встречались. Он коллекцию мою торгует. Давно уже. Только не видать ему моёй коллекции как своих ушей. - И он сложил смачную фигу. - Такого собрания, как у меня, нет второго в этой стране.

- Давно его знаешь?

- Слушай, ну что ты ко мне пристала? Дружка своёго и спроси. Я вам тут справочное бюро, что ли?

- Отвечай, сволочь.

- Не буду я тебе ничего говорить. Надоела ты мне. Пацанка.

Александра развернулась, вышла из кухни и быстро прошла в гостиную. Оглядевшись вокруг, на минуту задумалась. Действительно, коллекции старого гэбиста не было равной в России. Александра решительно подошла к горке. Там, на полках за тонким стеклом, стоял редчайший фарфор и керамика - фигурки Сомова и Данько, выглядевшие по-сиротски бедно рядом с ценнейшей абрамцевской майоликой; Врубель, головка египтянки. Просто невероятно было увидеть такое не в музее.

Несколько мгновений молча любовалась она приглушенными переливами глазури, её неповторимой фиолетово-голубой гаммой, играющей на плоскостях и прихотливых изломах граней… затем, открыв дверцу, Александра бережно достала бесценного Врубеля, ощутив в руке гладкую хрупкость. Замахнувшись, она со всей силой швырнула статуэтку на пол, на истертый старческой походкой паркет. С тихим звоном фигурка встретила свою смерть, развалилась на несколько крупных осколков.

- А-ах! - эхом полетел по комнате стон.

Несколько мгновений Александра, как завороженная, не могла оторвать взгляда от драгоценных останков. Наконец она подняла голову и увидела старика гэбиста. Он стоял в дверях кухни, держась одной подагрической рукой за косяк, другой схватившись за сердце. Рука эта сильно дрожала. Вдруг, резко подавшись вперед, он рухнул на колени перед осколками и зарыдал.

Александра стояла перед ним, теперь уже взрослая, с оружием, и отстраненно слушала, как он воет, безутешно и яростно, сотрясаясь от рыданий. «Пристрелить бы его», - вновь подумалось ей, и от этой мысли стало невыразимо сладко. Медленно подняла она руку, и палец чуть надавил на тугой напряженный курок.

Шестым чувством он почувствовал её жест. Поднял голову. Взглянул ей в глаза. С трудом встав с трясущихся колен, он прошаркал к комоду и из потрепанной записной книжки достал листок с машинописным текстом.