Бриг «Три лилии»

Миккель плюхнулся на живот, потому что лед был тонкий и дело решали секунды.

«Только бы ее не унесло течением! — молил он. — Тогда до лета не найдем!»

— Туа-Туа!..

Миккель воткнул нож в лед и ухватился одной рукой за черенок, а другую окунул в ледяную воду.

— Туа-Туа! — закричал он опять, точно вода могла ответить.

Миккель, тяжело дыша, водил и водил рукой в воде.

Вдруг пальцы поймали что-то мокрое, запутанное. Волосы!

И то хорошо. Нож держался крепко, но, когда он стал тянуть, лед угрожающе затрещал. Вода бурлила, как в котле.

Ох, трещит!.. Миккель стиснул зубы и продолжал тянуть.

Косы крепкие, выдержат. А вот и она!

Слава богу, жива, кажется! Теперь надо оттащить ее подальше от дыры, на всякий случай. Миккель увидел испуганные глаза на белом лице. Так… еще немного… Ну вот, теперь она в безопасности.

— Ну, как ты, Туа-Туа? — с трудом выговорил он и стал дышать на окоченевшие руки.

— Спасибо, Миккель Миккельсон, хорошо! — прошептала она.

В тот же миг примчался буер. Миккель вскочил на ноги и снова стал Хромым Зайцем. Всего пять секунд пришлось ему пробыть Миккелем Миккельсоном. Сердце так и колотилось.

— Ведите ее домой, да побыстрее, не то простынет! — сказал он, когда подскочили ребятишки. — Меня дела ждут.

Бабушка застала его у входа в сарай и подумала, что он тут и был все время. Миккель колол лучину, щепки летели во все стороны.

— Что там такое в заливе стряслось? — взволновалась бабушка Тювесон.

— А что? Я ничего не вижу, — ответил Миккель.

— Тогда ты слепой, как крот! — воскликнула бабушка и побежала вниз — только пятки замелькали.

Однако Туа-Туа уже увели, к тому же начинало смеркаться. Бабушка зашла к Симону Тукингу, но вернулась ни с чем. Лед проломился, кто-то упал. Дыра во льду осталась, однако в ней никого нет.

— Разве обязательно должен быть? — сказал Миккель Миккельсон.

На следующий день его вызвали к кафедре и вручили конверт, в котором лежало десять блестящих серебряных монет. «Положу их в пустую бутылку, — решил Миккель, — и спрячу в дупло в яблоне». Яблоня росла сразу за домом.

Учитель Эсберг сказал:

— Мы никогда не забудем твоего поступка, Миккель Миккельсон!.. Ура Миккелю!..

Туа-Туа лежала в кровати наверху и пила горячую воду с медом. Она слишком охрипла, чтобы кричать «ура».

— Ура! Ура! Ура!.. — прокричали двадцать три голоса.

«Должна услышать, коли не оглохла», — сказал себе Миккель. Он сжал в руке конверт с деньгами и подумал: «На лодку не хватит. Что же купить? Белого коня?»

— А ну, еще! — скомандовал учитель Эсберг.

— Ура! Ура! Ура!.. — кричали ребята.

Миккель стоял, чесал спину об угол кафедры и считал в уме: если каждый день вытаскивать по две таких девчонки, как Туа-Туа, то за полгода можно, пожалуй, и на лодку накопить. Но ведь во всей волости есть только одна Туа-Туа. Может, сберечь до возвращения отца?

После занятий учитель пригласил его к себе. Туа-Туа лежала в постели, а ей хотелось пожать руку Миккелю Миккельсону.

— Заходи, заходи, дружище, — сказал учитель Эсберг.

Миккель благодарил и кланялся во все стороны. Вот ведь как чисто и богато живут люди! Он подумал о бабушкиной трубке, прокуренной до черноты, и о бороде Симона Тукинга, в которой столько мух запуталось.

Да, разные люди живут по ту и по эту сторону Бранте Клева…

Туа-Туа сидела в кровати и улыбалась ему:

— Садись, Миккель.

Миккель сел. Ему дали печенье на тарелке — ешь сколько хочешь! — и стакан клюквенного морса.

— Спасибо, спасибо, — благодарил он. — Правда, я дома наелся здорово (две холодные картофелины и глоток кислого молока!). Но все равно спасибо.

Миккель пил морс и на все говорил «да». Туа-Туа улыбалась. А может, она вовсе забыла про заячью лапу?

Еще, чего доброго, вспомнит. Он спрятал ногу под стол.

«Вот уплыву весной в Америку, — подумал Миккель, глотая слезы с морсом. — Хромой Заяц…» Тут и печенье кончилось.

Учитель сказал:

— Миккель Миккельсон, мы тебя никогда не забудем… А как бабушка поживает?

— Спина все ноет, — ответил Миккель.

— Это от возраста, — объяснил учитель. — Ты передай ей привет от нас.

Пир кончился. Внизу, на дворе, стояли все ученики.

Миккель расправил плечи.

— Подумать только. Как же ты ее вытащил, Миккель? — удивлялись ребятишки.

— А так. Одной левой, — сообщил он.

— Одной левой? Не врешь?

— В пять секунд, — продолжал Миккель. — Что — долго, да?

Целых три дня никто не вспоминал Хромого Зайца. Миккелю приходилось рассказывать снова и снова: мол, так и так, а она белая, как простыня, а я ее за косу хвать, как потянул, и вытащил…

После завтрака к нему снова подходили ребятишки, но уже не так много. В конце концов им надоело слушать Миккеля, и они ушли за дом, где раскатали ледяные дорожки. А на четвертый день опять воскрес Миккель Хромой Заяц.

— Хромой Заяц! — неслось со всех концов школьного двора.

Вдруг, когда ребятишки раскричались особенно громко, наверху открылось окно и выглянула Туа-Туа:

— Миккель, пожалуйста, нащепи лучины и принеси сюда!

На дворе стало тихо.

— Сейчас, Туа-Туа, коли уж просишь, — откликнулся Миккель как ни в чем не бывало.

Но в груди у него стало тепло-тепло. Как всегда, когда у человека появляется друг.