Бриг «Три лилии»

Бабушка Тювесон украсила комнату честь честью, все как положено. Рассыпала по полу ветки можжевельника, смела с подоконника дохлых мух. Пахло рождеством и — немного — свининой. Впрочем, запах свинины доносился сверху, от плотника. Бабушка варила треску.

Свежая, белая, нежная треска — разве плохо? Кто там мечтает о свининке, да так, что слюнки текут, а?

Миккель Миккельсон сидел у стола и листал газету восьмимесячной давности. В ней было написано, что в Америке строят корабли длиной в пять километров. Враки, конечно, как и все остальное. Боббе лежал на полу и храпел, уткнув нос в густую шерстку Ульрики. То один, то другой из них дергал головой и щелкал зубами, ловя блох.

А сверху пахло так вкусно, что прямо хоть ложись и помирай. Защемить, что ли, нос прищепкой? Подумать только, корабль длиной в пять километров!

Вдруг вся лестница застонала и заскрипела, сообщая, что сверху спускается плотник Грилле. Миккель считал, сколько ступенек ему осталось. Пять, четыре, три, две. Вот он остановился у двери. А теперь стучится.

— Войдите, — сказала бабушка, затягиваясь трубочкой.

Дверь открылась, показался плотник. Меховая шапка скрыла весь лоб, и он был похож на лешего.

— Вот поздравить пришел с праздником, — пробасил плотник Грилле и чихнул от рыбного духа. — Или я ошибаюсь, или у вас в самом деле треска?

— А чем плохо? — осведомилась бабушка.

— В будний день сойдет, — согласился плотник. — Но на рождество в рот бы не взял!.. Убирай кастрюлю с плиты, бабуся! Стол уже накрыт!

Бабушка уронила трубочку, пепел высыпался на половик.

— Может, поработаете ногами, подниметесь по лестнице? — пробурчал плотник, повернулся и исчез во мраке.

Бабушка Тювесон сняла суп с огня и пошла следом; Миккель — за ней. Войдя в обитель плотника, она остановилась и всплеснула руками.

— Сомлею… сейчас сомлею! — ахнула бабушка.

— На здоровье! — буркнул плотник. — Только поешьте сначала. Старухам вредно млеть на пустой желудок! Входите, дует!

Кастрюли и прочий хлам были свалены в углу, так что можно было пройти к столу, не боясь поломать ноги. А на столе стояла свинина. Вокруг нее на тарелках и в мисках лежал зельц, крупяная колбаса, масло, сыр, маринованная сельдь. В большом бачке — свежий ржаной хлеб из булочной, рядом, в трех бутылках, три свечи. Плотник уже раскачал качалку и раскурил носогрейку.

— Присаживайтесь, бабуся, — пригласил он. — Стоя одни турки едят.

Бабушка поблагодарила и села. Миккель ковырял в носу.

— Заходь, Миккель Миккельсон! — рявкнул плотник. — Не в отца пошел, того плута не надо было упрашивать. Закрой дверь да садись!

Все заняли свои места. Плотник в качалке, бабушка рядом с ним. Миккель сидел напротив и спрашивал себя, как поступают плуты, когда им предлагают свинину.

Где ты, Петрус Миккельсон?

У Миккеля появился ком в горле, и он никак не мог проглотить его. Полчаса стояла полная тишина. Свеча коптила, свинина дразнила вкусным запахом, над колбасой вился пар. Уж этот плотник — на все руки мастер! Седые усы блестели жиром. Он нарезал свинину толстыми кусками и глотал, не разжевывая. Он пил пиво. Он пел:

Когда плавал o, эх,
Во испанских водах…

А наевшись, откинулся назад и икнул так, что чуть свечи не потухли.

— Вот теперь можете идти треску есть, — сказал он. — Коли место осталось.

Бабушка покачивалась на табуретке, раскрасневшаяся, потная. В комнате стояла жара, как в бане, а еда была жирная.

— Это после такого-то угощения, штурман! — польстила она. — Да я свининой вот так наелась…

На дворе шел снег. Огромные снежинки лепились к стеклам, плотник загрустил. Он вытащил из-под кровати старую гитару и снова запел, но на этот раз что-то очень печальное. Голос гудел то сильнее, то слабее, как орган, когда воздух идет неровно.

Вдруг он опустил гитару, насупил брови и прислушался:

— Что это, Миккель Миккельсон? Или мне послышалось, или?..

Все трое напрягли слух.

— Боббе лает, — сказал Миккель.

Плотник поднял гитару. Опять раздался лай — резкий, отрывистый, злой.

— Кто-то пришел, — сказал плотник Грилле. — Поди-ка, Миккель Миккельсон, погляди. Или боишься?.. То-то! Вот свеча.

Миккель фыркнул. Кто пугается на сытый желудок?

Тем более, в светлой комнате. Он захватил свечу посветить и кусок мяса для Боббе и пошел вниз. Боббе стоял в прихожей — нюхал дверь и скулил.

Мы ждем тебя, вечер чудесный,
Мы ждем тебя, вечер святой!

гудел плотник, заглушая бабушкин голос.

Миккель открыл дрожащими пальцами задвижку. В тот же миг ветер распахнул дверь и швырнул в них облако снега. Свеча погасла. Боббе попятился, жалобно тявкая.

— Кто там? — чуть слышно произнес Миккель, ловя задвижку.

Боббе взвизгнул.

— Что… лису почуял? — успокоил Миккель себя и собаку. — Учуял запах и залаял. Да? Ну конечно! Вон она!

Сквозь гул ветра донеслось с Бранте Клева хриплое лисье тявканье.

— Ну, что там, внучек? — послышался с лестницы скрипучий голос бабушки.

— Лиса, — ответил Миккель. — На Бранте Клеве.

А ведь он не хуже бабушки знал, что Боббе никогда не лает на лис, пока на двор не придут.