– Да правильно все, отец, – не отрываясь от созерцания пейзажа, тихим, успокаивающим голосом заметил Рэмбо. – И на детей-сирот, и на ремонт храмов порушенных мы, фирма наша коммерческая, регулярно долю отстегни… – Влад запнулся. Поправился торопливо: – Ну, денег даем, в смысле. И не за спасибо и поклоны, а просто потому, что мы можем это делать и хотим. А еще потому, что мы – русские люди. А не эти сволочи с Кавказа, которые приедут, засрут все, как Мамай, карманы рублями набьют и уедут в свою Чечню. Мы, бизнесмены, за страну, за ее будущее, за детей и стариков наших побольше многих картавых словоблудов болеем. Хоть и не показываем этого. Только правило есть такое, понимаешь, дядя Гриша? Если ты серьезный, уважаемый человек, занимаешься серьезным делом, всегда на виду, то и дом, и машина, и одежда, и даже жратва у тебя должны быть соответствующие. Иначе не поймут. Я, например, джинсы и свитер люблю носить, самогоночку под капустку квашеную очень уважаю. Холодец домашний с хреном люблю и суп из куриных потрошков. Но когда в ресторан приходишь, где на тебя все пялятся, надо быть в костюме, заказывать лангет в сухарях, жульен с грибами и пойло вонючее импортное, вроде виски. Так что зря ты так, батя. Не все, кто при деньгах, сволочи. Далеко не все, поверь.
Влад нахмурился, покачал головой, вздохнул
– Так я ж разве спорю, сынки? – помягчел старик. – Люди ж, они все разные! Как же не знать! Ну, вы, эта… – засуетился дядя Гриша, – ворота сами открывайте, на проволоке они, и во двор Пашкин заезжайте. А я сейчас ключ принесу. В комоде он у меня, – и провожаемый снисходительными взглядами Невского и Фрола председатель, прихрамывая, направился по тропинке в стоящий по соседству с пустующей избой Медведя еще более запущенный и неуютный даже с виду дом из черных от старости бревен.
– Звиздеть языком все горазды, – философски сказал вслед старику телохранитель. – А колхозные коровы, бля буду, у него сами по себе с голоду передохли. Он ни при чем. Алкаш Ельцин виноват.
– Ладно, хорош по ушам ездить, заезжай давай, – приказал Влад. – Вон там, у баньки, тачку поставь. Чтобы из любого окна видно было. Фиг их знает, местных Маугли. Скрутят чего-нибудь втихаря, потом хрен назад уедешь. Да и спиногрызы местные – тоже явно не тимуровцы, если Медведю верить.
– А когда они ими были? – ухмыльнулся Денис. – Разве что в черно-белых советских фильмах про пионэров. А в жизни – дремучая тупость, жлобство и врожденная злоба на всех, кто лучше тебя живет. Быдло – оно быдло и есть. И так у нас в деревне будет всегда. Потому как… особенности национального характера.
– Надо же. С чего такая внезапная злость на честных тружеников села? Подойди к тачке, глянь в зеркало, – улыбнулся Невский. – Джек-Потрошитель отдыхает. Колись давай, какая муха светлый образ Ильича обосрала?
– Да есть причина, – мотнул головой Фрол. – Это личное. Ты, вот, хоть родом из Питера, почти всю жизнь в Прибалтике прожил. С фашистами этими недобитыми. По характеру – те же немцы. Или финны, без разницы. Главное – все по линеечке, чистенько, аккуратненько. Каждый за себя. Значит, должен понять.
– Что понять? – Влад жадно затянулся сигаретой и взглянул телохранителю в глаза.