Бригантина, 69–70

Братья Шалико — Илико, Валико и Датико — выходят к столу в черкесках. Достали из какого-то дальнего сундука черкеску и хозяину дома. Мобиль доволен, я еще больше. Жаль, если все это сделано только из уважения к чудаковатому гостю. Но, видимо, не совсем так. В движениях старика появилась какая-то величавость, в осанке ребят — гордость. Они выпрямили спины, держатся прямо, подтянуто. Перед тем как сесть за стол, мать Шалико обходит всех и просит каждого снять и отдать ей кинжал. Она собирает их и уносит куда-то вместе с поясами. Таков обычай. За столом люди должны быть без оружия.

Как всегда, ставя на стол все лучшее, что у них есть, хозяева извиняются за плохой прием, за плохое угощение, хотя всем ясно, что такую еду сами они видят не каждый день. Больше у них действительно ничего нет. Сваны небогатый народ. Что можно получить от скал, лежащих под самым небом? Ячмень, картошка, немного баранов, маленькие коровы да поджарые свиньи — вот и весь доход свана. Внизу же, если спуститься по Ингурской тропе к морю, мингрелы выращивают цитрусы и все, что твоей душе угодно. Недаром одна из сванских легенд утверждает, что Верхнюю Сванетию создал не бог, а дьявол Самаал. Дело было так: Христос как-то пошел в Верхнюю Сванетию, чтобы развести там виноградники, но Самаал опередил его. На обратном пути повстречал около селения Ашара — в десяти километрах от Цагери, на берегу Цхенисцхали. Здесь и ныне лежит плоский камень со следами ног Христа и отпечатком одной из частей тела Самаала. Дьявол уверил Христа, что он уже развел виноградники в Верхней Сванетии и в доказательство показал ему барбарис. «Такого красного винограда и мне не приходилось разводить», — сказал Христос и вернулся вниз. Верхняя Сванетия осталась без винограда и не только без него, бог во многом обделил маленькую страну. Но зато в Верхней Сванетии живут самые гордые и самые гостеприимные люди на земле.

Традиционные тосты, тосты, за которые нельзя не выпить: за удачный переход, за меня, за Юру, за Шалико, хозяина, хозяйку, братьев, за мир, за Сванетию… Много хороших слов и так же много стаканов напитка с резким специфическим запахом — араки. Чокаясь, стараешься из уважения друг к другу держать свой стакан ниже стакана партнера. Для этого наши руки со стаканами опускаются иногда ниже стола. Тогда протягивается ладонь, и мы чокаемся, сдвигая стаканы на ладони, чем уравновешиваем нашу значимость за столом, делаем себя равными.

Юра — художник. При свете керосиновых ламп он без конца делает карандашные наброски. Сейчас он рисует Мобиля. Мне его рисунок нравится, но у окружающих отношение к этому портрету сдержанное, главным образом из-за отсутствия фотографического сходства.

— Пойми, Шалико, — втолковываю я своему другу, — это рисунок. Сходство здесь не самое главное. Главное — образ.

— Какой образ?! — обижается Шалико. — Что, мой отец — образ?! Он нарисовал ему одно плечо и не хочет рисовать второго. Что, у моего отца одно плечо, что ли?

— Да это не важно! Он может быть совсем без плеч… — продолжаю я.

Но Шалико меня перебивает.

— Это тебе не важно, — сердито говорит он, — а я хочу, чтоб у моего отца было два плеча, а не одно.

— Не болтай о том, чего не понимаешь! — теряю терпение и я.

— Кто здесь болтает?! — Шалико поднимается из-за стола во весь свой громадный рост.

Вскакиваю и я.

— Ты! Ты думаешь, что понимаешь в этом больше, чем художник или я?

— А ты кто такой?!

— А ты кто такой?! — Я ударяю по столу кулаком, звенят стаканы.

Отшвырнув стул, Шалико выходит из-за стола. Мы стоим с ним друг перед другом, словно два петуха. Нас уже держат за руки.

Голова моя падает на грудь, и я говорю:

— Прости меня, Шалико, я не прав. Не тот разговор.

— Ну что ты… — отвечает он, — это я виноват, прости меня. Я не должен был так говорить, ведь ты гость в доме моего отца, — он заботливо берет меня под руку. — Тебе пора отдыхать. Пойдем, я отведу тебя наверх.

Когда меня раздевают, я бормочу уже что-то совершенно бессвязное. Однако мне хорошо запомнились руки Шалико, расшнуровывающие мои ботинки.

На следующий день мы прежде всего отправляемся посетить дом Илико Габлиани, нашего погибшего при восхождении на пик Победы товарища.

В одной из комнат его дома теперь что-то вроде маленького музея. По стенам развешаны его одежда, альпинистское снаряжение, ружье, бинокль, фотографии, грамоты. На столе стоит бюст погибшего, разложены памятные подарки от друзей. Одетая с ног до головы в черное дочь Илико посылает кого-то за матерью на работу. Появляются вино и горячие хачапури (лепешки с сыром).

…По какому-то непонятному для нас правилу визиты обусловлены заранее. На следующее утро нас ведут к Гварлиани, потом к Чартолани, потом к Кохиани…

Когда я впервые гостил в Верхней Сванетии у Иосифа Кохиани в его родном селении Жабеж, самом верхнем по ущелью Мульхуры, я устал от визитов и решил сбежать с ружьем в лес. На рассвете я оделся и прокрался на веранду.