Посмотрев еще несколько минут, я набрал номер Мещерского. Несколько секунд шли проверки, наконец экран вспыхнул, а я сказал сразу без преамбулы:
– Аркадий Валентинович, в одном неприятном месте идет разговор насчет возможности поставить новейшую атомную мину у штатовских берегов, а потом все свалить на Россию. Не знаю еще, рванут или нет, но решение насчет установки почти принято.
Он охнул.
– Сволочи!.. Это же может столкнуть наши страны!
– Может, – согласился я. – Ловите координаты, высылаю файл с записью переговоров. Сами решайте, говорить штатовцам или самим что-то делать, а если говорить… то в какой мере. Там у них может быть двойной агент, раз так быстро стало известно про ту найденную мину. До свиданья, Аркадий Валентинович!
Я вырубил связь, хотя и видел, как он начал открывать рот, но догадываюсь, что начнет уговаривать вернуться и участвовать во всех их мероприятиях.
Нет уж, как сказал великий вождь пролетариата, мы пойдем другим путем.
По моим расчетам, семьдесят процентов за то, что генералы все-таки что-то да поймут, но, с другой стороны, мало ли что понимаем умом, поступаем часто вообще вопреки, потому что вплоть до порога сингулярности нас будут вести ложные ценности, честолюбие, обида, комплексы, нежелание признать ошибки…
Это нежелание признать ошибки в конце концов победило, я сцепил челюсти, признавая поражение, и лишь продолжал снабжать информацией Мещерского, но сам больше не покидал здания Центра Мацанюка.
Однако еще через несколько дней, когда я работал в лаборатории, с проходной сообщили, что им пришлось пропустить высшего офицера из Генерального штаба, он назвал меня и выразил настоятельное желание увидеться со мной.
Я ответил:
– Раз уж пропустили, ах-ах, генерал, подумать только! В лабораторию не пускать. У нас не казарма.
Коллеги поглядывали на меня с интересом, но, будучи существами деликатными, вопросов не задавали, делали вид, что ничего не случилось, а из Генерального штаба к нам ходят постоянно, мы же в одном городе, хоть и на разных концах, почему к нам не ходить и генералам, вон же разносчики пиццы приходят…
Выдержав этого высшего чина в коридоре больше часа, я наконец выглянул, отыскал его взглядом.
– А-а, это вы делали тогда доклад? Заходите.
Он вошел, уже синий от злости, но держится пока, смиряет гнев, только смотрит почти ненавидяще, вот бы я ему в подчиненные, эх и оторвался бы всласть…
Я указал на кресло:
– Садитесь, генерал. Я слушаю.
Он сказал ровным голосом:
– Там возникли проблемы. А ваш отдел, как говорят, специализируется по проблемам…
– Мы не снимаем кошечек с дерева, – сообщил я. – Мы рассматриваем несколько иные проблемы. Генерал…
Это был намек, что разговор пора заканчивать, я человек занятой, не генерал какой-нибудь, у нас в стране их слишком много, это ученых мало.
Он понял, потому сказал быстро:
– Погибли четверо наших специалистов! Но задание выполнить не удалось. Я прибыл сюда по распоряжению Дубарского.
– Дубарский, – сказал я, – Дубарский… это который Дурарский?.. Не припоминаю такого доктора наук… Или он всего лишь кандидат?.. Нет-нет, ниже кандидата никого не принимаю.
Он сказал строго и напыщенно:
– Я говорю о генерале Дубарском!
Я наморщил лоб.
– Это что за… ах да, это мужик в звании командующего Военно-воздушными силами?
– Военно-космическими силами, – поправил он. – Он лично послал меня за вами.
– Ах, – сказал я с иронией, – даже послал?.. Можете передать, что я его тоже послал. Хорошо послал!
Он поднялся, развел руками.
– Это мой непосредственный начальник…
– Но не мой, – напомнил я. – Я у вас не работаю, не знали?.. Говоря вашим языком, вы не входите в понятие «мы». Что нужно вам – ваше дело. Вы свободны.
Он проговорил с огромной неохотой:
– Но Дубарский… он очень настаивал… Он сказал…
Я повысил голос:
– Я вам сказал: «Спасибо, до свиданья!..» Повторить?
Он тяжело вздохнул, повернулся и вышел, почти волоча ноги.
Глава 12
На другой день, когда я возился с мышками, мигнул огонек вызова, дежурный с внешней охраны посмотрел с экрана с некоторым испугом.
– Товарищ Лавронов, – проговорил он почтительно, – прибыл с охраной сам Дубарский…
– Это кто? – спросил я с неприязнью, выказывая нормальную реакцию, дескать, мир должен знать только ученых, а всяких командующих войсками не стоит даже упоминать в разговоре приличных людей в приличном месте.
– У него в подчинении все Военно-воздушные силы, – выпалил дежурный с таким почтением, что я сразу увидел на нем форму десантника с сержантскими лычками, – а теперь еще и космические!
– Но не наука, – отрезал я. – Здесь он никто. На уровне разносчика пиццы. Так что не прогибайтесь…
– Но…
Я махнул рукой:
– Пропустите. Но не прогибайтесь, сержант, не прогибайтесь!
Изображение исчезло, я ощутил, как мое питекантропье наследие просыпается и вздыбливает шерсть по всему телу. Хорошо хоть когти не выдвигаются, а звериный оскал мы, люди, давно научились маскировать улыбками.